— Не-ет, я тебя склею снова, иначе как же мы сможем получить удовольствие? Так ты выйдешь за меня замуж?
— Обязательно, Люк. — Кэрри закрыла глаза, помолчала, потом открыла их. — За тебя, Люк, не за пастора. Пастору нужна жена другая.
Люк любовался ею и ответил не сразу.
— Браки заключаются на…
— Небесах, — закончила за него фразу Кэрри. — Эту банальность я уже слышала.
— В жизни случается то, во что ты веришь, — бросил он, пристально глядя ей в лицо. — И мы с тобой обязательно будем вместе. Вот увидишь.
— Люк, всякий раз, поднимаясь на кафедру, ты видел за эти годы сотни лиц. Женских лиц, — уточнила Кэрри. — Неужели ты не видел лица, которое…
— Я жаждал увидеть твое лицо. Я верил, что увижу его. Теперь ты понимаешь, что значит верить?..
Пол самолета ушел из-под ног, и Кэрри показалось, что вино устремилось обратно. Она прижала руку к губам.
— Мы попали в яму, — услышала она мужской голос и, повернув голову, увидела, словно впервые, своего соседа.
— Кажется, со мной это случилось чуть раньше, — заметила Кэрри и допила остатки вина. — Простите, — спохватилась она, — у меня был долгий разговор с собой. А это так, отголоски. Простите.
Сосед ухмыльнулся и кивнул.
— Всегда приятно поговорить с умным человеком, — пробурчал он себе под нос.
Однако Кэрри пропустила бородатую шутку мимо ушей. Она снова услышала голос Люка, но не такой, как с церковной кафедры.
— Ты зря не хочешь обвенчаться со мной сразу. Мы бы отправились на медовый месяц в одно прелестное местечко.
Глаза его хитро блеснули, и Кэрри почувствовала, как по коже поползли мурашки, а внизу живота стало горячо. Она уже знала, что такое этот Люк в постели. Их первая ночь перед отлетом из Лондона, положившая начало их близости, была фантастической. То, что Кэрри испытывала прежде с мужчинами, не шло ни в какое сравнение. Если бы не опасение, что ее слова прозвучат богохульством для ушей священнослужителя, то она сказала бы, что та ночь была божественной.
Люк был сильным, умелым, изобретательным, а то, что он принадлежал к доселе неизвестному Кэрри кругу людей, совершенно закрытому для нее и потому вызывающему любопытство, давнее и неосознанное — она относилась к священникам как к чему-то вроде музейных экспонатов, — придавало чувствам особую остроту.
— Кэрри, ты такая сладкая, — шептал Люк, — я понял это сразу, как только увидел тебя. Ты была в топике, под которым торчали соски.
— Это от холода, — смеялась она, — в тот день, когда я повела вашу группу к Букингемскому дворцу, погода испортилась.
