Вновь постучали.
— Войдите!
Вошел молодой жандарм, только пришедший с училища.
— Что у тебя? — спросил Иштван, заметив во взгляде вошедшего испуг.
— Вам записка, ваше благородие… вернее две… Одну доставили перед тем как к вам пришел важный гость, — жандарм намекал на князя, — а вторую только что, вот прямо сию секунду. Перед тем как я вошел.
Иштван нахмурился.
— Давай сюда.
Жандарм осторожно, дрожащей рукой протянул сыщику обе записки. Одна записка была написана почерком доктора, Иштван сразу узнал его. А вторая, судя по сладкому цветочному аромату, явно принадлежала женщине.
— Какая первая?
— Вот та.
Значит доктор. Иштван развернул записку и прочел.
«Дорогой мой друг, — писал доктор, — вам срочно необходимо приехать ко мне. То что я покажу вам, может поразить любое сознание. Поможет ли в дальнейшем это следствию, не берусь утверждать, но то что этот факт может заинтересовать вас, я уверен. Ваш Ларионов С.Л.»
Вторая записка не была подписана, но Иштван сразу догадался, что она от Екатерины Дмитриевны. По смыслу и той трепетности, что скользила между строк. Он бегло пробежался взглядом по письму. Она просила прощения за свой детский порыв, и надеялась, что этот случай никак не сможет испортить зародившуюся между ними дружбу.
Удивительная девушка, нежная и ранимая на первый взгляд, но в глубине ее души пылал пожар такой чувственной страсти. Иштван даже на секунду представил себе, что слышит ее спокойный голос, когда вновь пробежался взглядом по строчкам написанным красивым, ровным почерком.
Он отложил письмо княжны, и вернулся к записке доктора.
На что намекал доктор, и что такого он мог обнаружить? Надо было немедленно это выяснить. Иштван быстро собрался и вышел.
Академия, где трудился доктор Ларионов, располагалась на улице Нижегородской. Это было единственное в Петербурге заведение, где преподавали судную медицину и готовили военных врачей, способных работать в любых экстремальных условиях. Ларионов был лучшим в своей области, именно поэтому его ценили и каждый студент попавший к нему на курс гордился своим назначением, хотя в работе медик был требовательным, поблажек не давал и ошибок не терпел.
Мертвецкая, где хранили тела умерших, располагалась в здании построенном на собственные средства Ларионова, в значительном отдалении от основного корпуса.
Это было желтое, двухэтажное здание, выдержанное в гамме всего комплекса. Окруженное со всех сторон старыми липами и дубами, оно у каждого вызывало тоску и уныние, при одном только взгляде на него.
