Они стоят полукругом, прижавшись друг к другу локоть к локтю, лица, их недвижны, остекленелые глаза прикованы к нему. Он подходит к ним ближе… Скажите же что-нибудь… я ведь к вам обращаюсь… вы слышите меня?
Он разбивает свои слабые стиснутые кулачонки о их могучую грудь, в его голосе проскальзывают плаксивые интонации… Я знаю, что смешон, что с вами все бесполезно, все бессмысленно… А потом, отступая, отодвигаясь от них, кричит, срываясь на фальцет: Но знайте, я не один… Есть люди, лучшие люди… Одинокий прохожий, которого окружили на пустынной дороге хулиганы, озирается по сторонам, зовет на помощь, поблизости есть люди, мои спутники тут, они услышат, они совсем рядом, за первым поворотом, сейчас они прибегут… Слава богу, остались еще люди, которым все это дорого… Я не одинок в своих взглядах… Все те, кто еще способен по-настоящему сделать усилие… все они со мной… и молодые люди, ваши ровесники, для которых я никогда и пальцем не пошевелил, для которых ровным счетом ничего не сделал… по собственному побуждению, без всякой моей просьбы… окружают меня, поддерживают…
Они надвигаются на него, сгрудившись еще плотнее… их челюсти, их взгляды тяжелеют, наливаются жестокостью… Только послушайте его, послушайте это ошалелое кудахтанье… А ты ведь считал себя непобедимым, вооруженным до зубов… Мы, значит, внушаем тебе такой страх, что ты ищешь защиты у сил порядка, скликаешь на помощь, призываешь фараонов…
— Нет-нет, ничего подобного, поверьте… Я не этого хотел… Неужели я настолько глуп? Разве я не знаю, что такие доводы на вас не подействуют, вас не запугают? Мне хотелось просто напомнить вам, что я не исключение, не такое уж ничтожество, наконец, не такой уж безумец… Я, разумеется, не должен был… сам не знаю, что на меня нашло, это вырвалось невольно…
— Невольно… Вырвалось… сработал, понимаете ли, один из рефлексов, обусловленных многовековой жизнью среди благонамеренных, оберегаемых, привилегированных, обосновавшихся среди своих сокровищ, прикрывающих свои копилки… И при первой же угрозе… как удержаться… Ко мне, добрые люди, на помощь, бравые стражи!.. Не драться же с этим хулиганьем, слава богу, мы не одни, есть полиция, чтобы нас защитить… Хороший удар дубинкой вразумит этих маленьких негодяев… Лучшее средство прочистить вам мозги…
Выходит, мы еще недостаточно низко склонились перед этим маленьким чудом. Этим шедевром. Чистым произведением искусства. Которому место в музее. Разве мы не слышали, как это было объявлено? Не слышали, как были оглашены последние указы? Конечно слышали и продефилировали перед ней, воздали честь, куда нам было деться. А потом ушли. Заперлись у себя. Но даже и это, оказывается, было слишком. Даже это не было дозволено, следовало зайтись здесь на всю ночь в экстазе и петь до хрипоты хвалы… Вот чего он требовал. А? Признайся, ты этого хотел? Заставить пас отречься от самих себя, унизиться… Ты побледнел, изменился в лице, когда мы, спокойные, независимые, безразличные, встали, попрощались и ушли как ни в чем не бывало… Этого он не мог вынести, бросился за нами вдогонку… — Неправда, никуда я не бросался, с места не двинулся… — Не двинулся? Не поднялся наверх? Не тряс дверь? — Но когда? Гораздо позже, когда от вас… — Ах, когда мы позволили себе… какое оскорбление величества…. когда мы развлекались в своей Компании… тихонько смеялись за закрытой дверью… — Да, когда вы низвергали, обрушивали па нас… Нас залило… мы начали задыхаться… — Задыхаться? Как интересно…
