А потом выстроились передо мной полукругом и один из них, шагнув вперед, сказал мне с вызовом: Все. Все вместе. Этот плоеный воротник — плод коллективного труда. Коллективный труд. Ясно? И оттолкнув меня, они подошли к камину и, несмотря на все мои мольбы, мои крики, взяв ее, положили па стол кверху брюхом… Тебе не кажется, что так она выглядит лучше? Нет? Да не бойся, мы ее пе сломаем… они похлопывали ее… признайся, в этом положении она гораздо красивее… и плоеный воротник ей идет как нельзя больше… У нас это вышло само собой… вдохновение осенило… Не важно из чего, любой материал годится… даже твои прославленные мэтры теперь ничем не брезгают, ведь правда? Даже презренным свинцом, если им вздумается… Но мы-то даже не пытаемся превратить свинец в чистое золото, мы просто развлекаемся, и все… Сорви, если хочешь, пожалуйста, я сам его снимаю, пе волнуйся… Но согласись, ведь ей это шло, согласись, это ее украшало… в ней есть что-то унылое, кургузое, а это сообщало ей легкость, придавало какую-то…
Тут я пришел в себя, я схватил их за шиворот, я стал трясти их… Несчастные молодые старички, жалкие подражатели, покорные внуки тех, кто пятьдесят лет назад пририсовывал усы, да, вы сами знаете… полагая, что они потрясут мир, сметут все… по известно, что с тех пор… а ну — ка, вон отсюда, отправляйтесь спать…
И они поднялись, ни слова не говоря, заперлись там, наверху… Я полагал, что они подавлены, думал, что уничтожил их… и вдруг услышал смех… эти раскаты смеха точно топкие ремни секли, хлестали меня…
Вот умора, вы слышали? Джоконда… усы Джоконде… Они все еще с места не сдвинулись, все еще составляют свои хронологические таблицы, держатся за свой жалкий приоритет, ублажая ненасытное самолюбие своих мэтров, своих «творцов»… Усы Джоконде… А правда, мы пе подумали об этом, браво, мы в восторге… С этим давно покончено, бедняжка, со всеми твоими досками почета, табелями о рангах… тут предтечи… там эпигоны… тут великие, там ничтожества… Усы — это лихо… жаль, пас там пе было, мы не смогли принять участие, вот бы посмотреть, какую рожу ты скорчил… Нет, это глупо, мне жаль его… всю жизнь стараться не нарушить приличий, киснуть в подобострастии, никогда не позволяя себе… На, держи… и разодрав коробку с печеньем, вышвырнув печенье на пол, топча его ногами, вытащив гофрированную бумагу, сложив ее… Смех замирает, лица становятся серьезными… Ну-ка, дай, мне пришло в голову… или нет, она слишком мала, лучше взять картонку… ища глазами… вот, держите, и не вокруг шеи, лучше вокруг морды, или нет, вокруг брюха… пониже… и ее нужно посадить, вроде как в балетной пачке… нет, право, она мне начинает нравиться… это придает ей вид… шик… Ох, гадкое слово… Поглядите, как оп побледнел, он сейчас упадет в обморок… оно пошло, да? вульгарно… Да не гляди ты с таким отчаянным видом, на, мы тебе ее возвращаем, держи свою игрушку, видишь, па ней нет пояса, нет красивого колье… а жаль, оно очень шло ей… ну вот, успокойся, мы рвем его, выкидываем… Нет, господа, поверьте, у нас нет авторского самолюбия, мы не стремимся создать нечто неповторимое, коллекционную вещь… мы не жаждем ни обогащения, ни славы в настоящем или будущем… Мы ничем не связаны, чисты. Мы все равны. Все гениальны… Ты тоже, знаешь, ты — гений… ты тоже, почему бы нет? Стоит тебе захотеть… Ты тоже…
