А между людьми и големами — уже не больше десятка шагов.
Шажков. Человеческих.
Около полудюжины широких размашистых шажищ механических великанов.
Ага, дошло, наконец! Осознали нидербургские посланцы, что это сама смертушка — неумолимая и глухая к их смешным мольбам — приближается тяжелой железной поступью. Нидербуржцы вышли из оцепенения, нидербуржцы начинают пятиться. И — орут. Вопят. Теперь уже все вместе, вразнобой. Не пытаясь более договориться. Не надеясь остановить неотвратимый, лязгающий металлом рок. Просто — от ужаса и отчаяния орут и вопят.
Падает трепещущий на ветру парламентерский флаг. Пухлые алые подушечки с ключами от городских врат тоже летят наземь. Что ж, флаг — это всего лишь условность. Ключи — всего лишь символ.
И стальные ноги топчут… Сначала — белое полотнище и золоченые ключи.
Потом…
Короткие взмахи длинных мечей, тяжелых секир и булав.
А в длиннополых парадных одеяниях бежать так неудобно! И не скинешь враз все эти тяжелые, жаркие, расшитые золотом и самоцветами меха и шелка. И мешает толстое брюхо, прежде внушавшее окружающим уважение и почтение. Жирок, наеденный в мирной тиши и спокойствии, сейчас не дает пуститься наутек во всю прыть. Так быстро, как хочется.
И — одышка. И — усталость. И — главное — страх. СТРАХ, отупляющий и сковывающий непослушные члены леденящими путами.
Големы же не знают ни одышки, ни усталости, ни страха. И под темно-синей броней нет ни капли лишнего жира. Только четко работающая механика. Только магия, приводящая боевую машину в движение. И — самая малость человеческой плоти. Необходимая малость, без которой никак не обойтись, но которая не делает машину человеком.
Големы легко настигают нидербургских послов. Рубят, валят, топчут. Вновь льется кровь на старое ристалище. Половина переговорщиков сметена сразу. Остальные бегут к стенам, мечутся перед крепостным рвом. Кричат, заламывают руки, грозят и сулят. Умоляют опустить мост, открыть ворота. Но врата — закрыты. Но подъемный мост слишком высоко нависает над стоялой затхлой водой и разбухшими, потемневшими от влаги кольями.
А с городских стен уже спускаются люди. У каменных лестниц возникает давка. Нидербуржцы отталкивают, сшибают, сбрасывают друг друга. Разбегаются, растекаются по тесным улочкам. Будто там безопаснее. Над молчавшим по сию пору городом поднимается многоголосый отчаянный вой.
А оберландское воинство приходит в движение. Следует за авангардным десятком механических рыцарей.
