— Барахольщица, — тихо хмыкнул Вадька, но завел «опель», развернулся и врубил фары, и я тут же нашел Томкину безделушку. Она смачно поцеловала меня.
Всю обратную дорогу Вадька ехал медленно, закисший, напевал что-то тоскливое. Он сильно изменился за эти дни. Его покинули и улыбка, и юмор, и выдержка. А Наталья вообще смотрела в сторону. Прощаясь, сказала мне:
— Я больше никуда не поеду, и не заезжайте за мной.
А потом и Вадька с Томкой порвали. Последний раз они только грызлись, зато каждый раз, когда мой взгляд встречался со взглядом Томки, ее глаза туманились, а губы вспухали. Улучив момент, она кинула:
— У вас с Натальей ничего не склеится. Она с залетом. Да и ты не провпечатлял ее. А я тебе что, не нравлюсь?! Тру-ля-ля!
Наконец, однажды, она сама поцарапалась в мою дверь…
С ней было потрясно, а главное, без всяких сложностей. Потом она сказала:
— Жуть! Я все знала наперед, как увидела тебя. Мне надо секунду, чтоб понять парня. Только взглянуть. Прям ураган!
Через месяц ее родичи отправились на юг, и потекли совсем распрекрасные деньки. Я приходил к ней в пятницу вечером, а возвращался домой в понедельник утром.
Как-то бреду по нашему проулку, вдруг вижу, впереди вышагивает Вадька… в новых брюках.
— Вадь, привет!
— Здорово, студент. Как делишки? — Вадька сильно обрадовался и крепко пожал мне руку.
— А у тебя что, новая любовь? — спрашиваю.
— Угу.
— А ты это… на меня не злишься?! Мы ведь с Томкой…
— Ты что, офигел. Я сразу понял, вы монтируетесь, — он хлопнул меня по плечу, рассмеялся. — Пока, заходи!
Вечером я направился к Томке и вдруг снова увидел Вадьку — он входил в кинотеатр, обнимая… Наталью. Я чуть не задохнулся. Потом рассмеялся и заспешил к Томке, поведать новостишку.
Так все поменялось в нашей команде. Разок-другой Томка канючила:
— Тихий ужас! Ошибаешься, если думаешь, так будет до жути вечно. Извините меня, давай или распишемся, или тру-ля-ля.
— В любви, Томуся, не стоит спешить, — возвещал я, вспоминая заветы своего шефа. — Вот Вадька с Натальей распишутся, и мы с тобой зафиксируемся.
Тогда, в конце пятидесятых, по радио только и говорили о горах намолоченного хлеба и тоннах надоенного молока и о том, что мы скоро догоним Америку по мясу. Потом объявили, что уже почти догнали и вот-вот перегоним, и, наконец, твердо заверили, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме».
А у нас, на окраине, именуемой Арским полем, от магазинов тянулись очереди за маслом и крупами, а мяса и в помине не было. Но особая нелепость — в волжском городе не было рыбы. После строительства Куйбышевской плотины благородная рыба в Волге почти исчезла, а ту, что осталась, вылавливали и отправляли в Москву. Конечно, при желании можно было купить стерлядь на рынке, у браконьеров, но это было не всем по карману.
