— Можете на мои занятия не приходить. Мне все равно, — объявил торжественно-загробным голосом. — Но спрашивать буду, пеняйте на себя!
На первом уроке по астрономии он сказал, что сейчас начертит схему Земли. Взял кусок мела, подошел к доске и, вытянув руку, одним движением провел огромный, идеально точный круг. Класс ахнул. Он обернулся и притворно вздернул брови:
— В чем дело? — и усмехнулся, довольный произведенным эффектом.
Потом повернулся и моментально, не отрывая мел от доски, рядом провел второй круг, такой же точный. Посыпались вопросы.
— Всего лишь простор воображения и тренировки, дорогие мои, — поджимая губы, растолковал он. — Ежедневные тренировки в течение десяти лет, только и всего.
В тот день он поставил три двойки. Кого ни вызовет, небольшая ошибка — стоп!
— Идите на место, дорогой. В следующий раз сделайте одолжение, выучите этот пустяк.
На втором занятии он вкатил еще штук пять двоек. Ему было все равно, какие отметки ставили до него. Вызвал отличника Чиркина и за малейшую оплошность влепил двойку. Обстановка на его уроках достигла наивысшей степени накала. К директору зачастили родители, пришла комиссия из Отдела образования. Как правило, при комиссиях директор давал учителям указание: вызывать отличников, чтобы общий процент успеваемости выводил школу в передовые. А Игорь Петрович вел урок как обычно, точно и не сидела на задних партах дюжина мужчин и женщин с блокнотами. Демонстрируя определенное мужество, он с неизменной усмешкой вызывал тех, кого давно не спрашивал, и ставил двойки. Многие считали его завышенные требования садизмом, но он добился своего — к окончанию учебы мы все хорошо знали физику и астрономию. В аттестаты он поставил только четверки и пятерки.
Химию и биологию преподавала спокойная, добродушная женщина с усами, в которую был влюблен учитель математики, бывший артиллерист, всегда немного выпивший, но державшийся артистично, напоказ, точно перед кинокамерой. Про этот безгрешный роман знала вся школа. Частенько кто-нибудь из учеников, как бы невзначай, спрашивал у химички про математика, и та краснела и сбивчиво тараторила:
— Не говорите глупостей.
Когда же про химичку намекали артиллеристу-математику, он надувался и бурчал:
— Это к делу не относится… как и многое другое. Перед вами здесь учились одни — курили, с уроков сбегали, но учителей уважали…
Он начинал урок с того, что вызывал к доске какого-нибудь отличника, вроде Чиркина:
