В детстве мне всегда не хватало времени, и я постоянно бегал: к друзьям — через огороды и дыры в заборах, на базар — по рассохшимся мосткам, в керосинную лавку — по шпалам и мостовой. Бегал, и когда совсем не спешил. С утра, как только просыпался, обегал всех соседей и узнавал, кто что делает, потом прибегал на речку, шатался среди рыбаков, лазил по лодкам. Днем носился по лугу и догонял тени облаков или бегал вдоль шоссе, пытаясь сравнить свою скорость с машинами. Иногда мне хотелось узнать, что находится за лесом, и я убегал далеко от поселка и возвращался поздно, взмокший и запыленный.
Помнится, все хотелось сделать что-нибудь необыкновенное, только, что именно, никак не мог придумать и все силы тратил в бег. Я торопился жить и не задумывался над тем, что дни один за другим уходят безвозвратно, навсегда. Целыми днями я носился как очумелый и не уставал от ошеломляющей гонки, только когда нужно было бежать в школу, чувствовал себя уставшим и переходил на шаг. И всегда опаздывал.
— Что ж ты все время опаздываешь? — сказал как-то учитель. — Вчера на улице так бежал, чуть меня не сшиб. Даже не заметил, а в школу еле плетешься. Ты, конечно, способный, но очень несобранный, и если не возьмешься за ум, плохи будут твои дела.
Когда я немного подрос, то заметил, что не так уж много людей и дел, к которым надо спешить. И я стал редко бегать. Только, когда я это понял, кончилось мое детство. Но то немногое, что отфильтровалось временем, с годами для меня приобрело настоящую ценность. Это прежде всего нравственная чистота и доброта в людях, трудолюбие, влюбленность в свое ремесло, любовь к растениям и животным…
Станция Аметьево была дощатая, в пыльных струйках солнца. Тонкие доски просвечивались насквозь. Доски были красные, с темными прожилками смолы. Было хорошо сидеть в тени станции и смотреть на убегающие рельсы. Прислонишь ухо к горячему рельсу и услышишь, далеко ли поезд… Прогромыхает товарняк, упругий ветер ударит; сосчитаешь вагоны, на последнем парень с зеленым и красным флажками — подмигнет, улыбнется. Товарняк мчал в Юдино, потом в ВРП и дальше, через станцию Обсерватория, в город Зеленодольск.
Нам со Славкой все время казалось, что там, за Зеленым Долом, начинаются большие и шумные города, где жизнь гораздо интереснее, чем в нашем захолустном поселке. Долго мы собирались отправиться в путешествие, и вот однажды утром, когда родители ушли на работу, набили в сумку еды и зашагали в сторону Юдино… Вначале спешили, почти бежали, боялись, что догонят, но когда поселок скрылся за поворотом и полотно углубилось в седой ельник, пошли медленней. Постепенно ельник сменили сосны, они подступали к самым рельсам, и дорога была пружинистой, устлана хвоей. Вскоре показалось Юдино. Одноколейный путь веером разбежался на запасные пути, где стояли прокопченные платформы и цистерны; из депо выходили паровозы, гремели буфера, горели тормозные колодки, разнося запах жженого железа. Некоторое время мы смотрели, как на разогретых механизмах маневрового шипит масло, вдыхали запах сладкого пара и смазки.
