— Когда-нибудь их всех вспомнят, — твердо сказала Ольга, — и напишут о них, как о декабристах. Как ни замалчивай, а правда через все пробьется.
Отец Ивана предложил Анатолию перейти в ОКБ автоматики в пригороде Москвы; посоветовавшись с женой, Анатолий сменил работу… Его оформили старшим инженером и обещали в ближайшем будущем предоставить жилье в черте города.
Некоторое время Анатолий добросовестно относился к работе, но потом сорвался. Он уже был серьезно болен — по утрам, если не опохмелялся, его руки дрожали, глаза слезились, а губы нервно подергивались. Случалось, он опаздывал на работу, устраивал затяжные перекуры, но войдя в форму, за несколько дней выдавал чертежей больше, чем многие инженеры отдела, причем сослуживцев поражало его умение чертить некоторые детали без рейсшины, от руки. Его чертежи не раз брали на проверку, но все оказывалось предельно точным. «Мастерство от небольшого количества выпивки не теряется», — усмехался про себя Анатолий.
Но небольшое количество все чаще переходило в большое и тогда уже «мастеру чертежей от руки» было не до работы. Раза два начальник отдела тактично, незаметно для всех, приглашал Анатолия в свой кабинет и крайне вежливо просил поберечь свое здоровье, подумать «если не о себе, то хотя бы о коллективе», которому он «нужен решительно и безоговорочно». Но болезнь Анатолия уже зашла слишком далеко. В ОКБ он шел, словно по принуждению, в отделе был замкнутым, ни с кем не общался, а во время собраний становился то и дело отпускал насмешливые, едкие словечки.
— Все отвратительно, — говорил дома жене. — И на новой работе тоже. На собраниях сплошное единогласие. Люди забыли про честь, совесть. Слушают ложь и молчат. Ясно, молчат, потому что запуганы, ведь такая коса прошлась по стране. Мы обманутое поколение, вот что я скажу тебе, Олечка.
— Неправда! — возмущалась Ольга. — Мы не обманутые. От нас многое скрывали, но мы догадывались. И потом, было много хорошего, ты забыл. Вспомни довоенное время и энтузиазм молодежи. Как комсомольцы уезжали на стройки… А то, что сейчас все голосуют единогласно, так сами виноваты. Я, например, никогда не молчу перед лицом несправедливости… Ты никогда мне не докажешь, что все плохо. И я убеждена, что справедливость рано или поздно восторжествует.
— Это все, Олечка, слова. Ты всегда смотрела на мир сквозь розовые очки. Конечно, это неплохо — во всем находить прекрасное, но реальная жизнь далеко не прекрасна. Скорее наоборот, жестока и несправедлива. О каком братстве может идти речь, когда в электричках хамство, ругань. А здесь, в Ашукино, убожество. Смешно, двадцатый век, а мы живем, как в каменном. Топим печку, носим воду…
