— Ой, наверно, по дороге потерял, — сказал я буфетчице и пошел искать.
Осмотрел всю лестницу — тридцать восемь ступенек, нашел три окурка и одну пуговицу, но денег не было. Я пошел в номер к Юре — там заперто. Вернулся к себе, искал повсюду — ничего, кроме папиных… как они называются?.. подстрочников, они везде лежат. Есть захотелось намного сильней. Я прилёг на ковер, который только что ещё раз обшарил, и, кажется, даже заплакал.
Проснулся оттого, что кто-то трогал меня за плечо. Сначала решил, это сон: надо мной наклонился огромный усатый мужчина в черкеске, папахе, вроде даже в бурке — я со страха не разглядел, но кинжал у него на поясе был, это точно.
— Что, кунАк? — спросил мужчина. Он выпрямился и почти упёрся папахой в потолок.
— Ничего, — сказал я.
— Не болен?
— Не болен.
— А чего такой сердитый?
— Ничего. Я деньги потерял.
— Много?
— Больше рубля.
— Да-а, — сказал мужчина. — Это плохо. А где отец?
— По делам уехал. Со своим другом.
— Что ж тебя не взяли?
— Я не хотел. Я уже всё это знаю…
Мы ещё поговорили в таком духе, он спросил, как меня зовут и что я тут видел.
— В кино был, — сказал я. — И в гостях. И под Эльбрусом.
— А в Чегеме, спорим, не был? И в Баксане тоже?
— Нет.
— А в Шалушке? В Долинске?
Да чего он пристал? — подумал я и отвернулся. Кричит, как будто я виноват.
— Вот что, кунак! — опять крикнул он. — Собирайся. Вперёд без страха и сомнений!
— Как? — не понял я.
— Вах, какой непонятливый. — И он положил руку на кинжал, честное слово. — Со мной пойдешь!
Я вспомнил книжки, где похищают детей, а потом требуют огромный выкуп. Такое и сейчас бывает, я слышал. Но у моих родителей нет таких денег — они мне даже велосипед купить никак не могут. И телевизор тоже. Который недавно изобрели, он уже есть кое у кого: маленький и с линзой перед экраном…
Я подумал об этом, а сам машинально начал одеваться: куртку надел, шапку.
— А ботинки? — услыхал я. — В тапочках в горы пойдёшь? Соскользнёшь в ущелье, потом доставай тебя!
— Я… я никуда не пойду! — сказал я.
— Не пойдёшь? — крикнул мужчина. — Тогда я…
…Но, прежде чем я по-настоящему испугался, он улыбнулся, широко-широко, во всю папаху, и сказал нормальным голосом:
— Очень прошу, пожалуйста, Саня, пойдём со мной, не пожалеешь. Дело одно есть. От имени и по поручению. Я жду…
Он вышел за дверь, а я завязал ботинки, и мне страшно захотелось узнать, какое у него ко мне дело.
Когда мы шли по коридору мимо столика дежурной, та воскликнула:
