Спустя некоторое время за калиткой показалась старуха с высоким бородатым мужчиной — он обнимал бабку и, наклонясь, что-то говорил. Потом вдруг передал корзину, прикрытую ореховыми листьями, и поцеловал старуху в щеку. Когда бабка отошла, мужчина окликнул ее и попросил что-то захватить с собой в следующий раз. Старуха закивала, а мужчина вдруг добавил:
— И приезжайте пораньше, мама! Теперь, после дождика, много наберу!
Возвращался я в скверном настроении. Мне было жаль времени, которое потратил на самую обыкновенную бабку. Только подходя к дому, я немного повеселел. Наверно, до меня дошло, что все-таки лучше жалеть о том, что было, чем о том, чего не было да и не могло быть!
В детстве меня все время тянуло к ребятам со странностями, к мальчишкам с ослепительной фантазией, совершающим такие немыслимые поступки, которые нормальному человеку и в голову не придут. Немногие отваживались дружить с такими, а меня к ним тянуло. Я думаю, потому что во мне сидел какой-то чертик, который постоянно подталкивал к разным авантюрам, а скорее потому что я сам был слишком нормальным, чтобы придумать что-нибудь необыкновенное.
В нашем классе было трое учеников со странностями — это по моим наблюдениям; многие считали, что их гораздо больше, а один даже — что все, кроме него. Он-то и являлся самым странным.
Его звали Игорь Межуев. Это был долговязый мальчишка с большими испуганными глазами. Он ходил утиной, переваливающейся походкой, вечно неряшливо одетый, весь в чернильных пятнах, с болтающимися шнурками, с торчащими в разные стороны волосами, жесткими, как проволока. Шапку он носил задом наперед; если нагибался, его ранец летел через голову; но несмотря на ротозейство и неуклюжесть, по успеваемости он не вылезал из отличников, а по пению заслуженно носил звание «даровитый».
Говорят, талант — это прежде всего требовательность к себе и усидчивость. Ответственно заявляю — ни того, ни другого у Межуева не было и в помине — он все схватывал на лету и никогда не корпел над учебниками (вне школы их вовсе не раскрывал) и пению нигде не учился и вообще это свое «дарование» всерьез не воспринимал.
Каждое утро Межуев заглядывал в класс и с усмешкой сообщал:
— Пришел неряха, грязнуля и драчун Межуев!
После этих слов исчезал, но сразу же появлялся снова и тихо, крайне серьезно, объявлял:
— А это пришел я.
В таком двойном появлении, как нельзя лучше, отражалась его противоречивая натура.
