Только после этого начинает она свой танец. Теперь гляди в оба, замечай каждое движение.
Если пчела танцует вяло, как бы нехотя, значит, нек-тарное месторождение так себе, бедненькое, совсем небольшой островок цветов.
Если же танцует легко, весело и никак не хочет остановиться, значит, местечко нашла что надо — какой-нибудь большой луг, поросший клевером, или поле гречихи. Значит, добыча будет богатая, нужно лететь! Нужно-то нужно, да только куда? Где она, эта самая гречиха? Может, совсем рядом, а может, далеко, где-нибудь за тридевять земель. Надо это знать, чтобы заранее рассчитать силы.
Смотрите-ка, танцовщица начинает делать круги, как будто бы танцует пчелиный вальс. Значит, нектар близко, не дальше ста человеческих шагов. Если бы он был далеко, пчела бы затеяла другой танец — стала бы выписывать что-то вроде восьмёрок да ещё в придачу вилять брюшком.
Человечьих танцев не бывает без музыки. А пчелиных танцев не бывает без жужжания. Разведчица танцует, а сама гудит, жужжит… Рассказывает опять и опять, далеко лететь или близко. Потому что мало ли какие непонятливые попадутся. Или которые в первый раз — как мы с вами.
Что же она жужжит нам?
Однажды я слушал магнитофонную плёнку, на которой были записаны разные пчелиные сигналы. Если, например, до цели метров тридцать, то слышны такие звуки, словно заводят мотоцикл: дррр, дррр! А если далеко, с полкилометра, то кажется, что кто-то пилит дрова циркулярной пилой: вжжжик, вжжжик!
Точно так же прожужжала сейчас и наша разведчица. Итак, до поля гречихи полкилометра. Цветов целое море. Можно отправляться в полёт… Да, а в какую сторону лететь-то?
Вот танцовщица «прокрутила» восьмёрку и — внимание! — пробежала несколько шагов к верхнему краю рамки. Значит, лететь надо точно по направлению солнца. А если бы она пробежала вниз, значит, солнце должно светить в затылок.
Трудно даже представить себе, сколько бились учёные, пока наконец поняли, что движение пчелы к верхнему краю рамки означает направление на солнце.
…Летит по воздушному океану крохотная точка. Пролетела огромных полкилометра, нашла гречишный цветок, выпила невидимую сластинку и назад, в улей.
Я привычно зачерпнул ложку мёда и остановился: сколько же труда и скольких всё-таки чудес она стоит!
На следующее утро в комнату мою, жужжа, влетела пчела — умытая, причёсанная, с синим бантом на голове.
— Ты чего, Тань? Не пойму…
Я стал приглядываться: странно как-то она бегает и зачем-то подолом платья трясёт. Ах ты господи! Она же пчелиный танец исполняет — вчера маминых рассказов наслушалась. Ну, попробуем разгадать.
