Бруно именно мальчик играет роль изобретателя. Он учит свои уроки самыми разными способами: на изнанке, на лицевой стороне, над и под, но только не в "глубине". Этот важный роман доводит до предела эволюцию, начавшуюся в
Алисе и продолженную в
Зазеркалье. Замечателен вывод первой части — победа Востока, откуда приходит все здравое, "субстанция того, на что уповают, и существование того, что невидимо". Здесь даже барометр не поднимается и не падает, а движется вдоль и поперек, показывая горизонтальную погоду. Растягивающее устройство удлиняет даже песни. А кошелек Фортуната, сделанный в виде кольца М±биуса, составлен из
неправильно сшитых носовых платков так, что его внешняя поверхность плавно переходит во внутреннюю: он обертывает весь мир, да так, что то, что снаружи, оказывается внутри, и наоборот
>6. В
Сильвии и Бруно техника перехода от реальности ко сну и от тел к бестелесному расширена, полностью обновлена и доведена до совершенства. Только огибая поверхность и следуя границам, можно переходить на другую сторону, — таковы свойства кольца М±биуса. Неразрывность изнаночной и лицевой сторон смещает все уровни глубины. А поверхностные эффекты в одном и том же Событии, которое вобрало в себя все события, привносят в язык становление с его парадоксами
>7. Как говорит Кэррол в статье, озаглавленной
Динамика части-цы: "Гладкая Поверхностность — это характер речи…".
________
>6 Описание кошелька является одним из лучших творений Кэррола: Sylvie and Bruno concluded, ch.7.
>7 Такое открытие поверхности и критика глубины постоянны в современной литературе. Они вдохновляют произведения Роб-Грийе. В другой форме мы снова находим их у Клоссовски: в отношении между кожей Роберты и е± перчаткой. См. замечания Клоссовски по поводу этого эффекта в послесловии к Lois de I'hospitelite, pp. 135, 344. См., также, Мишель Турнье, Пятница или тихоокеанский лимб: "Странное, однако, предубеждение — оно слепо соотносит глубину с поверхностностью, согласно чему "поверхностное" — это не нечто "больших размеров", а просто "неглубокое", тогда как "глубокое", напротив, обозначает нечто "большой глубины", но не "малой поверхности". И, однако, такое чувство, как любовь, на мой взгляд, гораздо лучше измерять ее широтою, нежели глубиной" (М., Радуга, 1992. — С.92).
