Василий, остался в Париже, учиться у дяди скульптуре и живописи. Во-первых, Эрьзе был необходим помощник. Во-вторых, он заметил в нем способности и несомненный талант. Племянник прожил более года. Провожая его из Парижа на родину, С.Эрьзя передал письмо в городскую управу с согласием приехать в Алатырь, при условии, если ему предоставят надлежащее помещение для его работ. Он уже давно думал и мечтал вернуться на родину. Племянник привез в Алатырь несколько полотен и скульптуру Христа работы С.Эрьзи, а также автобиографию жизни скульптора в Италии (до 1911 года)...
Долгожданное письмо пришло в Париж весной 1914 года. Алатырская городская дума официально приглашала С.Эрьзю приехать и лично наблюдать за постройкой здания, предназначенного для размещения его скульптурных работ. На эти цели ассигновалась сумма в 50 тысяч рублей. Сумма большая для того времени.
Сбор денежных средств в Алатыре был начат после возвращения матери Степана Эрьзи из Парижа и её сообщения о согласии сына возвратиться на родину. Источники были разнообразные, включая и различные пожертвования алатырцев-купцов и мещан, учреждений и лиц, хорошо помнивших Нефедова. А получив письмо-согласие от самого скульптора, количество пожертвований возросло.
Увы, начавшаяся первая мировая война вынудила думу перечислить денежные средства в военное ведомство. Сыграло в этом определенную роль и его политическая неблагонадежность. В Россию Эрьзя возвратился в мае 1914 года.
Нельзя не обойти вниманием и факт, связанный с ним в момент приезда в Петербург. Упоминает о нем и К.Абрамов в своем романе-трилогии 38. Наслышан об этом автор этих строк и от других лиц.
Учитель рисования высшего начального училища и женской гимназии Алатыря Н.А.Каменьщиков, в воскресный день конца мая находился в одном из залов новой русской живописи "Русского музея". Здесь он старательно копировал одну из картин.
Неожиданно в зал вошли трое человек: хранитель музея, швейцар и незнакомец с тростью в руке. Гость подошел и посмотрел на работу Каменьщикова и с тихой улыбкой произнес:
- Надобно писать самому, самому, а не копировать.
В последствии Николай Александрович вспоминал: "Наши глаза встретились. Что-то знакомое было в его облике. Голос да и речь, хотя и с акцентом, но именно с "алатырским" оттенком. Не знал он, что тот, кто сейчас прошел мимо него с палкой в руке, слегка прихрамывая, был знаменитый Эрьзя.
Немного позднее Каменьщиков спустился вниз, чтобы узнать у швейцара, кто этот странный посетитель. Мучили сомнения.
