— Траш, нет! — строго сказал Белик, настойчиво притягивая ее нос к своему лицу. — Не трогай его! Нельзя! Он должен жить!
Таррэн тихо охнул, в долю секунды понимая, что от смерти его отделяет всего три с половиной шага и хрупкое человеческое тело — против четырех десятков когтей, немалого веса и нескольких десятков острейших зубов, которым ему было нечего противопоставить. Зная, НАСКОЛЬКО Белик не любил все его племя, казалось довольно странным, что он вдруг решился противиться своей… гм, подруге?! Пожалуй, что так. Не зря он с такой нежностью о ней всегда отзывался. Не зря его лицо всегда смягчалось от этих воспоминаний. Не зря так нежно урчал вместе с ним свирепый Карраш. Правда, мы всегда думали, что Траш — это просто девчонка… да и как было заподозрить ТАКОЕ?!! Как это вообще стало возможным?! Почему она терпит возле себя людей?! ХМЕРА?!! Настоящая взрослая особь в полном расцвете сил, сроду не признающая людей за хозяев?! Для которой любое существо — это, прежде всего, славный кусок парного мяса?! Особенно вкусного, если оно приправлено ароматом скрытой магии?! Это была действительно хмера — никаких сомнений! Да еще и самка, которые на дух не переносят чужаков! Но тогда почему она позволяет сопливому мальчишке себе приказывать?! Ведь звери Серых Пределов НЕ ПРИРУЧАЮТСЯ!!!
Словно почуяв смятение эльфа, Траш неожиданно вырвалась из мягких рук Белика, хищно припала к земле и бешено взревела, будто приготовившись к прыжку. О да, она ненавидела Темных так сильно, что просто не могла удержаться. Не могла видеть его здесь, рядом с собой и Беликом. Не могла простить. Как не могла забыть прошлого и того, КТО и ЗАЧЕМ лишил ее прежней семьи и правого уха. Когда-то давно, почти двадцать лет назад, когда рядом нашлось лишь одно единственное существо, согласившееся стать ее новой стаей и поделившееся самым дорогим, что только было. Не зная, не понимая ничего, едва стоя на ногах, но все-таки поделилось и накрепко связало себя древними узами со свирепым хищником Серых Пределов, которого такой же вот эльф некогда желал сделать домашней зверушкой. Она хорошо помнила, как яростно кричал им вдогонку заживо горящий Темный. Как они, шатаясь от слабости и первого в жизни Единения, ползли по камням (совсем недалеко отсюда!), обламывая ногти, обливаясь кровью и пытаясь избежать следующего по пятам зеленоватого Огня. Она еще не забыла страшных ожогов, не забыла, как зализывала свои и чужие раны. Как тащила на себе умирающего ребенка и горько плакала, чувствуя его боль, как свою собственную. Как тихо выла — маленькая и еще слабая, всего день как отрывшая глазки, но уже понимающая, что выжить можно только в стае, только вдвоем. Вместе. И слишком хорошо помнила, как слепо тыкалась оборванным, кровоточащим ухом в смертельно бледное, лишенное жизни лицо, на котором медленно угасали пронзительные голубые глаза… Да. Она помнила все. А потому мощно оттолкнулась задними лапами, отпихнула с дороги вздрогнувшего мальчишку и все-таки прыгнула.
