— Кто?!!
— Ли-ту-ур. Мы жили когда-то… в Сторожках… вместе. До того, как они… сгорели… Я — Литур… помнишь?
Весельчак беззвучно ахнул, во все глаза уставившись на взъерошенного и почти взбешенного мальчишку, у которого лицо не только приобрело цвет и структуру мраморных статуй в Главном Храме Ланнии, но и жутковато застыло, как у Линнет — суровой богини возмездия. Что-о?! Наш Белик ТОЖЕ жил раньше в Малой Стороже?!! И этот тип его прекрасно знает?!! Но откуда?! КАК это возможно, если пацану едва можно дать пятнадцать, а Сторожа сгорела почти два десятилетия назад?!!
Белик с новой силой тряхнул противника и яростно прошипел:
— Литур давно мертв!! Кто ты?!!
— Н-нет, я… выжил тогда, — сдавленно прошептал юноша, стараясь даже не дышать, потому что отточенное до остроты бритвы лезвие опасно приблизилось к тревожно пульсирующей жилке. — Он не смог… не успел… меня вовремя дотащили к магу, который и вылечил… это я, Белка! Клянусь! Я — Литур! Тот самый… стой!! Не надо!! Это правда, я… Хвостик! Помнишь, как вы дразнились, потому что я всегда болтался за вами, как хвост?!
— Врешь!!
— Нет! Клянусь, это правда… отцом клянусь, Совтаном: это я! Я!!
Он снова замер, чувствуя, как по коже потекла горячая тонкая струйка, незаметно пробираясь под воротник и пачкая белоснежную сорочку, но почему-то не имея ни сил, ни желания, ни возможности сопротивляться. Его по-прежнему вжимало в землю острое колено, а отточенный клинок опасно щекотал горло. Дыхание вырывалось из груди тяжелое, хриплое. Чужие глаза буквально прожигали насквозь. Однако Литур все же не дрогнул. Даже когда острие надавило чуть сильнее, он не дернулся, не поднял руки, не попытался сбросить верткого пацана с собственной груди, потому что уже знал, что не ошибся: эти люто сверкающие глаза он не смог бы забыть и на смертном одре. Они только у двоих в целом мире могли так изумительно гореть — ровным, поразительно чистым светом, как умеет только священное небо и бездонная морская глубина. Тем дивным огнем, от которого у него всегда замирало сердце.
— Это я, помнишь? — тихо повторил Литур, неотрывно глядя на белое, странно неподвижное лицо напротив — совсем не похожее на то, что он помнил: уже не детское, вполне зрелое, с точеными скулами, ровной кожей, упрямой ямочкой на подбородке, вот только было оно очень уж… молодым. Слишком молодым для того, кого он знал. Но эти глаза не могли принадлежать никому другому, а потому юноша слабо улыбнулся и тихо вздохнул. — Я тебя не забыл. И Литу… тоже. Нас всегда было трое: ты, я и она. Помнишь?
