«Если», 1996 № 11 | страница 30



— Мы не станем извиняться, — твердо заявил я. — И обещать тоже ничего не будем.

— Тогда я, верховный вождь, сам принесу им извинения.

Я пристально смотрел на него несколько секунд, потом пожал плечами.

— Поступай так, как считаешь нужным.

В его глазах появился страх.

— Что ты со мной сделаешь? — спросил он.

— Ничего. Разве ты не мой вождь? — Когда он расслабился, я добавил: — Но на твоем месте я стал бы избегать насекомых.

— Насекомых? Почему?

— Потому что любое насекомое, которое тебя укусит, будь то паук, москит или муха, убьет тебя, — ответил я. — Кровь в твоем теле вскипит, а кости расплавятся. — Я помолчал и серьезно добавил: — Нет, такой смерти я не пожелал бы и врагу.

— Разве мы не друзья, Кориба? — спросил он, и его лицо цвета черного дерева стало пепельно-серым.

— Я тоже так думал. Но мои друзья уважают традиции. И не извиняются за них перед белыми людьми.

— Я не стану извиняться! — горячо пообещал он и плюнул себе на обе ладони, подтверждая искренность своих слов.

Я развязал один из висящих на поясе мешочков и достал гладкий камешек, который подобрал неподалеку на берегу речки.

— Повесь камешек себе на шею, — сказал я, протягивая его Коиннаге, — и он защитит тебя от укусов насекомых.

— Спасибо, Кориба! — искренне поблагодарил он.

Мы поговорили несколько минут о делах в деревне, потом он наконец ушел. Я послал за Вамбу, матерью младенца, и совершил над ней ритуал очищения, чтобы она смогла зачать снова. Я дал ей мазь — ослабить боль в разбухших от молока грудях. Потом уселся возле костра рядом со своей бома и принялся решать споры о курах и козлах, раздавать амулеты против демонов и обучать людей обычаям предков.

До ужина никто так и не вспомнил о мертвом ребенке. Я поел в одиночестве в своей бома, потому что мундумугу всегда ест и живет отдельно от остальных. Потом укутал плечи накидкой, чтобы не мерзнуть от ночной прохлады, и зашагал по тропинке в ту сторону, где стояли бома жителей деревни. Скот, козлы и куры уже были заперты на ночь, а мои соплеменники, зажарившие на ужин корову, теперь пели, танцевали и пили помбе. Они расступились, когда я подошел к котлу и выпил немного помбе, потом, по просьбе Канджары, перерезал горло козлу, посмотрел на его внутренности и увидел, что самая молодая жена Канджары вскоре забеременеет. Эту новость тут же отпраздновали. Затем дети уговорили рассказать им сказку.

— Но только не про Землю, — попросил один из мальчиков постарше. — Пусть сказка будет про Кириньягу.