Хмурясь, он забрался обратно в пещеру. Устремил взгляд в небо, увидел, как вдали, близ нарождающихся городов, садятся, опираясь на пламенные хвосты, ракеты землян. По ночам Сио иногда позволял себе бесшумно отправиться на лодке вниз по каналам, а потом, оставив ее в укромном месте, подплыть еще ближе, не всплескивая ни руками ни ногами, и всматриваться, всматриваться в стучащих, гремящих, малюющих что-то людей, перекликающихся до поздней ночи и возводящих на этой планете какие-то странные сооружения. Он вслушивался в их диковинный язык, пробуя что-нибудь уразуметь* наблюдал за ракетами, стремительно взмывающими вверх на роскошных струях огня к звездам; что за невероятный народ земляне! А потом, по-прежнему живой и здоровый, Сио возвращался к себе в пещеру. Бывало, он вышагивал многие мили по горным тропам, чтобы отыскать- других соплеменников, прячущихся кто где, — мужчин уцелело мало, женщин еще меньше — и потолковать с ними по душам. Но мало-помалу он привык к одиночеству и жил в размышлениях о злой судьбе, в конце концов уничтожившей его собратьев. Землян он не винил: да, они занесли хворь, которая сожгла его отца и мать, к счастью, во сне, погубила отцов и матерей многих других сыновей, но ведь занесли ее непреднамеренно!
Он принюхался снова. Необычный, налетающий и ускользающий аромат — так мог бы пахнуть цветочный букет, если добавить к нему зеленых мхов. Что же это такое? Сио сузил глаза, включая круговое зрение.
Он был высок ростом, но все еще оставался мальчиком, хотя восемнадцать летних сезонов удлинили мышцы на руках, и ноги тоже вытянулись от плавания по каналам, дерзких забегов по мертвому дну пересохших морей — перебежать, спрятаться, снова перебежать, еще раз затаиться на миг, и так без конца. И были долгие походы с серебряными клетками на плечах за цветами-убийцами и огненными ящерками им на прокорм. Казалось, вся его жизнь состояла из сплошных заплывов и пеших бросков; впрочем, молодежь неизменно тратила свой пыл и энергию на подобные развлечения, пока не наступала пора обзаводиться семьей и жена не брала на себя труд утомлять мужа почище гор и рек. А Сио сохранял тягу к странствиям дольше большинства сверстников, он продолжал бегать и прыгать даже тогда, когда те один за другим уплывали вдаль по умирающим каналам с женщинами, возлежащими поперек легких лодок, как барельефы. Большую часть времени Сио проводил в одиночестве и зачастую разговаривал сам с собой, внушая тревогу родителям и доводя женщин до отчаяния: они так давно, с тех пор как ему исполнилось лет четырнадцать, следили за его красиво растущей тенью и обменивались кивками, уговариваясь подождать еще годик, потом еще и еще…
