А в это время в открытую дверь забрели куры и преспокойно разгуливали по комнате, разрывая лапками и клювом утоптанный земляной пол. Огненно-рыжий петух заметил неподвижное тело и встревожился. Петух был осторожный и опытный, он прекрасно знал, что у старика никогда не было привычки лежать в постели после восхода солнца. Вытянув шею и округлив блестящие глаза, петух издал свой звонкий клич, он возвестил смерть старика; и куры с кудахтаньем, поклевывая земляной пол, одна за другой вышли из комнаты.
Священника ждали к пяти часам. Из сарая тележника, который сколачивал гроб, уже с утра доносились визг пилы и стук молотка. Жителям Ла-Куртей хорошо были знакомы эти звуки, и, заслышав их, все, кто еще не знал о смерти старика, говорили: «Слышь-ка, Жан-Луи-то помер».
Антуан и Катрина вернулись с поля. Нельзя сказать, чтобы им было очень уж грустно, — ведь такого урожая, как в этом году, не было, пожалуй, уже лет десять.
Вся семья ждала священника, и, чтобы скоротать время, все что-нибудь делали: Катрина варила суп, Жозеф пошел за водой, Жакине послали посмотреть, вырыта ли могила. Священник приехал только в шесть часов. Вместе с ним на повозке сидел мальчик — церковный служка. Остановив лошадь возле дома Лакуров, священник слез, вынул из повозки завернутые в газету епитрахиль и стихарь и, облачаясь на ходу, сказал:
— Поспешим, дети мои, в семь мне надо уехать.
Никто, однако, не торопился. Сходили за двумя соседями, которые должны были нести гроб на старых, почерневших от времени носилках. А когда соседи явились и все уже собрались тронуться в путь, прибежал Жакине с криком, что могила еще не готова, но идти все-таки можно.
Первым, читая по книге латинские молитвы, шел священник; за ним маленький служка нес помятую медную чашу со святой водой и кропильницу. Когда проходили мимо сарая, где обычно дважды в месяц служили мессу, из него вышел и стал во главе процессии второй мальчик, который нес прикрепленный к концу палки крест. За гробом шла семья покойного; мало-помалу к ней присоединилась вся деревня, а позади всех бежали грязные, вихрастые и босоногие мальчишки.
Кладбище было на противоположном конце деревни, за околицей. Дорогой соседи, которые несли гроб, трижды останавливались, чтобы передохнуть. Они ставили носилки на землю и отдувались; процессия в это время тоже стояла. Потом все снова трогались в путь. Слышался стук деревянных башмаков по сухой земле. Когда пришли на кладбище, оказалось, что могила действительно еще не готова; голова могильщика то появлялась, то исчезала над краями ямы — он выбрасывал лопатой землю.
