Становилось все холодней, Элис била дрожь. Она обхватила себя руками за плечи, кутаясь в пальто, но оно нисколько не грело. Мэтью приходилось еще хуже: пока он пытался выяснить, что произошло с мотором, куртка промокла насквозь, а пальцы буквально заледенели. Ко всем прочим неприятностям сел аккумулятор, и ни свет, ни обогрев нельзя было включить.
— Мы же замерзнем! — Элис только теперь начала понимать, в какое серьезное положение они попали. — Надо что-то делать!
— У тебя есть предложения? — спросил Мэтью. — Выход только один: дождаться спасателей.
— Но никто не знает, где мы! — воскликнула она.
— А твои родители? Ты же звонила им.
— Мама, наверное, думает, что я осталась в Лондоне, — растерянно сказала Элис.
Леденящий ужас затопил ее сознание: неужели она погибнет здесь, на пустынной дороге? Но это невозможно! Кто-нибудь обязательно придет на помощь, иначе и быть не может. Она успокаивала себя, но сердце замирало от страшного предчувствия.
— Главное — не паниковать. — Мэтью, во всяком случае внешне, оставался спокойным. — Для начала давай выясним, что у нас имеется из съестных припасов.
Он достал из кармана плитку шоколада и, отломив себе крохотный кусочек, остальное протянул Элис. Она отрицательно покачала головой: как можно думать о еде, когда смерть стоит совсем близко, так, что ее холодное дыхание овевает лицо.
— В воде недостатка нет, — продолжил Мэтью. — Но вот как быть с теплом? Если мы заберемся на заднее сиденье и прижмемся друг к другу…
Элис не выдержала: тонкие ниточки нервов, напряженных и натянутых до предела, словно порвались. Она вдруг громко рассмеялась, хотя в глазах стояли слезы.
— Прижмемся? У тебя вечно одно на уме! — крикнула она.
— Успокойся, пожалуйста.
— Тебе только этого и надо! Ты нарочно затащил меня сюда!
Мэтью покачал головой: сейчас не самое лучшее время для истерики, но он не представлял, что делать. Любое движение могло вызвать еще худшую реакцию.
— Ты хочешь убить меня, да? Меня и моего ребенка!
Он вздрогнул и отшатнулся: о чем она говорит?
— Ребенка? Ты беременна?
Элис расхохоталась, запрокинув голову. Растрепавшиеся волосы падали на плечи, на щеках выступил нездоровый румянец. Она никак не могла остановиться, злой смех просто разрывал ей грудь.
