Телефонный звонок прервал эти невеселые мысли.
Ранним утром, отдав последние распоряжения Стенли Рочестеру, Дэвид Стил с тяжелым сердцем уехал в аэропорт.
Грейс лежала на спине, накрывшись простыней, и невыразимо страдала от стыда.
Вчерашний поцелуй, погрузивший ее сначала в состояние некоторого транса, а потом ужаснувший и расстроивший на всю ночь, снился ей до самого утра, поэтому проснулась она с ощущением катастрофы.
Как спуститься вниз и посмотреть в лицо Дэвиду Стилу? Как выдержать понимающий и слегка презрительный — в том, что презрительный, Грейс не сомневалась — взгляд Стенли Рочестера? Немыслимо, невозможно, слишком стыдно.
Уже ясно, что ее пребывание здесь окончено. Дэвид Стил наверняка будет корректен и сух, выдаст ей конверт с деньгами — фу, гадость! — а потом отдаст распоряжение дворецкому, наклонит безукоризненный пробор на полдюйма в знак прощания, и все закончится. Она вернется в маленькую квартирку к Кларе и будет умирать пару дней от стыда и тоски, а потом поползет, как побитая собачка, домой, к маме…
Мама! Ей надо позвонить! Или уж сразу из Лондона?
В этот момент распахнулась дверь, и в комнату ворвалась Мэри-Энн с подносом. Единственной данью уважения к распоряжению хозяина насчет того, чтобы не тревожить мисс Колмен, было то, что ворвалась Мэри-Энн на цыпочках. Фактически это ничего не изменило, потому что вместе с рыжей балаболкой в комнату ворвалось прямо-таки облако положительной энергии. В одно мгновение поднос оказался на тумбочке, шторы разлетелись, словно крылья театрального занавеса, приоткрылась фрамуга, и в комнату полился морозный свежий воздух. Мэри-Энн скосила хитрый глаз на Грейс, увидела, что та не спит, и с явным облегчением затараторила:
— Добрутр, мсс! Погода — шик-блеск! Снежок, морозец, солнышко — только на санках кататься. Вот увидите, мисс Кларисса потащит вас на горку. У нас тут горка — дух захватывает! Сок будете, или сразу кофию налить?
Грейс потянулась рукой к салфетке, закрывавшей поднос, сдернула ее — и обомлела.
В хрустальной рюмочке алела маленькая тугая роза. В ее сердцевине, чуть более темной, чем раскрывшиеся лепестки, блистала капелька воды. Всего остального Грейс просто не заметила. Она прерывисто вздохнула и пролепетала:
— Что… это? Мэри-Энн…
— Ох! Дурья голова, забыла! Хозяин велел извиниться, кланялся и просил не забыть его просьбу. Он уехал на рассвете.
— Как?! Он же должен был через неделю?
— Переигралось там чего-то, звонили ему уж поздно ночью. Пораньше улетел. Ну ничего: пораньше улетел — пораньше прилетит. А роза — это вам, понятное дело. От него. Вот!
