. И именно в этом смысле диаграмма отличается от страты: только стратифицированная формация придает ей ту стабильность, какой нет у самой диаграммы; сама по себе диаграмма нестабильна, подвержена волнению и брожению. Это парадоксальный характер априорности, микровозбужденность. Дело в том, что вступающие во взаимоотношения силы неотделимы от вариаций в соответствии с разделяющими их расстояниями и их взаимоотношениями. Короче говоря, силы находятся в непрерывном становлении, существует некое становление сил, которое дублирует историю, или, точнее, согласно концепции Ницше, обволакивает ее. Получается, что диаграмма — поскольку она обнаруживает множество взаимоотношений сил — является не местом, а скорее, "не-местом": это лишь место для мутаций. Внезапно вещи перестают восприниматься, а пропозиции — высказываться прежним образом…
[21]. Диаграмма, несомненно, сообщается со стабилизирующей или фиксирующей ее стратифицированной формацией, а по другой оси — с другой диаграммой, с другими нестабильными состояниями диаграммы, проходя через которые, силы стремятся к мутирующему их будущему. Поэтому диаграмма всегда представляет собой внешнюю сторону страт. Не бывает такого проявления силовых взаимоотношений, которое в одно и то же время не являлось бы выделением единичностей, единичных точек. Дело отнюдь не в том, чтобы при этом что угодно связывалось с чем угодно. Речь, скорее, идет о последовательных тиражированиях, каждое из которых происходит наудачу, но во внешних условиях, детерминированных предыдущим тиражированием. Диаграмма, состояние диаграммы, всегда представляет собой смесь алеаторного и зависимого, как в цепи Маркова. "Железная рука необходимости встряхивает стакан для игры в кости", — сказал Ницше, на которого ссылался Фуко. И, следовательно, сцепление событий осуществляется не через преемственность и интериоризацию, а поверх разрывов и дискретностей (мутация).
Следует различать экстериорность и внешнее. Экстериорность — это все еще форма, как показано в "Археологии знания", и даже две внешние по отношению друг к другу формы, поскольку знание состоит из двух сред: света и языка, видеть и говорить. Внешнее же относится к силе: если сила всегда находится в состоянии взаимодействия с другими силами, то тем самым силы неизбежно отсылают к нередуцируемому внешнему, у которого больше нет даже формы и которое состоит из неразложимых расстояний, через которые одна сила воздействует на другую силу или же сама испытывает ее воздействие. Именно из внешнего одна сила сообщает другим силам или получает от других сил вариативное назначение, существующее лишь на определенном расстоянии или при определенных взаимоотношениях. Следовательно, существует становление сил, которое не совпадает с историей форм, поскольку развертывается в другом измерении. Некое внешнее, отдаленное более, чем весь внешний мир или даже любая форма экстериорности, отныне становящееся гораздо более близким. Как же две формы экстериорности смогли бы стать внешними по отношению друг к другу, если бы не существовало этого более близкого и более отдаленного внешнего? Это и есть "другая вещь", упомянутая уже в "Археологии"… Если же два формальных элемента знания, внешние по отношению друг к другу, поскольку они гетерогенны, находят различные виды исторического согласия между собой и если они предлагают соответствующее количество решений "проблемы" истины, то причина этого заключается в том, что, как мы уже видели, силы работают в другом пространстве, нежели пространство форм, в пространстве Внешнего, как раз там, где взаимоотношения — это "не-взаимоотношения", место — "не-место", а история — становление. В творчестве Фуко статья о Ницше и статья о Бланшо взаимосвязаны или вытекают одна из другой. Если "говорить" и "видеть" — формы экстериорности, то "мыслить" обращается к внешнему, у которого нет формы.
