Всю дорогу от церкви до города они проехали в полнейшем молчании. С лица виконта по-прежнему не сходила мрачная усмешка. Когда же они прибыли на Беркли-сквер и появившийся слуга взял под уздцы лошадей, виконт, не обращая ни малейшего внимания на свою новоиспеченную супругу, вошел в дом. Она испуганно и смущенно последовала за ним.
Виконт молча прошел мимо слуг в библиотеку и уселся за большой письменный стол.
Испытывая мучительную неловкость, она остановилась в дверях комнаты. Виконт нетерпеливым, резким жестом откинул крышку кожаного ящичка, выхватил из него лист бумаги, украшенный фамильным гербом виконтов Окли, и положил перед собой.
Когда он протянул руку за пером, Джемма робко поинтересовалась:
— Что… я должна делать?
— Подожди минуту! — с раздражением ответил виконт. — Я должен незамедлительно написать это объявление, чтобы оно успело появиться в утренней газете.
Стоять в дверях было нелепо, и Джемма прошла в библиотеку и присела на краешек старинного кресла.
Оглядевшись вокруг, она заметила, что библиотека, несмотря на роскошную мебель, выглядит немного запущенной, а столики красного дерева и дорогой фарфор давно не протирались и покрыты толстым слоем пыли.
Тогда она поспешила напомнить себе, что критика в ее положении неуместна и что она должна быть благодарна судьбе, неожиданно подарившей ей крышу над головой и безопасный ночлег.
Впрочем, все эти перемены в ее жизни произошли настолько молниеносно, что у нее не было времени даже подумать или хотя бы просто на миг опомниться и осознать, что она делает, когда они с виконтом оказались вдруг в церквушке стоящими перед алтарем.
Единственное, что по-настоящему радовало ее в тот момент, — это возможность не возвращаться назад к сэру Эйлмеру, где ее наверняка ожидали бы очередные немилосердные побои за побег.
Она настолько ненавидела и боялась своего дядю, что при одном только воспоминании о его сурово сдвинутых бровях и жестком взгляде ее охватывала нервная дрожь. Побои, полученные ею утром, не были чем-то из ряда вон выходящим — как она призналась виконту, дядя часто позволял себе подобные» воспитательные» меры. Но сегодня утром переполнилась чаша ее терпения. Самое ужасное было в том, что эти побои унижали ее гордость и грозили навсегда сломить душу.
До встречи с дядей она и представить себе не могла, что на свете бывают такие жестокие, черствые и бесчувственные люди, какими оказались сэр Эйлмер и его дочь.
Джемма скоро поняла, что Ниоба терпеть ее не может. А все из-за того, что, как это ни удивительно, рассматривала ее как потенциальную соперницу.
