– Диверсию исключаешь?
– Самым решительным образом, Лаврентий Павлович.
– Допустим. И что же делать?
– Иосифу Виссарионовичу придется повторить свою речь перед микрофоном… В любом помещении…
Молотов взвизгнул:
– Вы… вы с ума сошли… Это Сталину-то… Кто осмелит-
ся предложить ему подобное… Вы ответите по всей строгости закона…
Берия взял под руку Молотова, и, по-прежнему сохраняя самообладание, сказал мне:
– Я сведу тебя со Сталиным. Ты ему это сам и предложишь. Если он согласится – проблем нет. Ну а если… мы тебя расстреляем…
Берия как-то странно посмотрел на меня и, как мне показалось, улыбнулся.
… Сталин выслушал меня спокойно. Набил трубку. Закурил. Подошел к письменному столу, вынул из среднего ящика знакомые листки. «Взвесил» их на ладони. Швырнул обратно в ящик.
Я не сводил глаз с вождя. От его решения зависела моя судьба. Что судьба – решалось жить мне или не жить…
За моей спиной стоял Берия. Ждал что скажет Коба?. . Какое примет решение?
И тут произошло невероятное. Ко мне подошел Сталин и прошипел:
– Несите ваш дурацкий микрофон.
Три дня спустя в «Известиях» был опубликован Указ Верховного Совета. Меня наградили очередным орденом – «За выдающиеся заслуги в деле развития Советского киноискусства».
* * *
Каждый новый фильм, до выхода на экраны, смотрел… Сталин. Смотрел предвзято, раздраженно, ворчливо. Исключение, пожалуй, составляли комедии Ивана Пырьева.
После каждого просмотра Сталин, с садистской дотошностью, распекал Ивана Григорьевича Большакова, министра кинематографии. Просмотры эти становились для Большакова невыносимыми. Сидя в небольшом, тускло освещенном, «сталинском» зале он мучительно «вычислял», в какую дверь выйдет на этот раз. В ту, в которую вошел или в правую, рядом с экраном, «курируемую» ведомством Берии, ведущую… на «Лубянку».
И чтобы довести до минимума эти невыносимые, по определению министра – «предынфарктные просмотры», он ежегодно, под разными предлогами, сокращал производство фильмов.
В этот злополучный пятьдесят первый Большаков довел их до… семи.
И именно тогда, в сорок первом, в числе многих других
«закрыл» и фильм Бекназарова – «Второй караван».
А между тем, картина складывалась, обещала быть значительной, проблемной… Работал над фильмом Амо Иванович с завидной самоотдачей, не жалея сил и таланта.
Картину закрыли тогда, когда съемочная группа вот-вот должна была выйти на финишную прямую. Закрыли, не объяснив толком причин.
Амо Иванович был раздавлен безжалостностью, жестокостью свершившегося. Он долго сражался с «чудовищной несправедливостью». Всеми силами пытался доказать Большакову «преступность этого решения»…
