Мы перебежали на другую сторону площади к Адмиралтейству, где начинались какие-то джунгли – разросшийся сквер был почти монолитен, но между ним и стеной Адмиралтейства оставался проход.
Мы обернулись и снова дали очереди по псевдоповару. Было видно, как пули входят в студенистое тело и застревают в нём. Псевдоповар вдруг повернулся в сторону, и я увидел, как со стороны Дворцового моста к нам подбегают несколько собак.
Я сразу же вспотел и почувствовал, что по ложбинке вдоль позвоночника, как в страшных снах, вернее, при пробуждении, у меня ливанул холодный пот. Но уже через минуту мы поняли, что собаки не видят нас, что-то влекло их к псевдоповару. И точно, странный у него был запах, запах, который я когда-то помнил.
А пока собаки начали лаять на псевдоповара, будто на слона. Повар приплясывал и притоптывал на месте, как юмористический персонаж, да только вдруг внешне неловко, но очень точно наступил на одну из собак, и та мгновенно приклеилась к его телу. Потом ещё пару он сграбастал руками и с размаху сел на задницу.
Подобрав собак, он своими мягкими на вид руками мгновенно сломал им хребты. Поглядел на них, поднял над головой и начал их месить как тесто, по крайней мере, так это выглядело со стороны. Собаки болтались у него в руках как безвольные тряпочки, будто сразу перешли в другое агрегатное состояние.
Тихо сидели мы у края сквера и наблюдали за процессом, опасаясь привлечь к себе внимание. Мутант сидел на Дворцовой площади и жрал собак Павлова. Это было бы смешно, когда бы нам не было так жутко. Сейчас это была замкнутая и связанная система – псевдоповар кушал, а остальные собаки смотрели на него, почему-то опасаясь и не решаясь броситься. Какая-то у них была связь, и нам совершенно не хотелось её нарушать и входить третьей точкой, новым углом в эту линию.
А мутант сидел и ел. Причём делал он это ужасно деликатно, будто в руках у него были нож и вилка. Мутант копошился, изысканно подносил собачью ногу ко рту, облизывался и поправлял колпак на голове. Псевдоповар потянулся и снова принялся за трапезу. Если бы ему сейчас повязать салфетку, это только дополнило бы картину – это был настоящий питерский мутант.
– Знаешь, – сказал я Владимиру Павловичу, – был такой анекдот про питерских – ещё до Катаклизма. Про то, как интеллигентный московский программист познакомился через Интернет с питерской девушкой. Ну, они там по десять писем друг другу в день отправляют, уже жить друг без друга не могут, и вот он отправился в культурную столицу к своей суженой. Жутко нервничает, приехал рано утром, слонялся по городу, чтобы не заявиться слишком рано, а потом, всё же собравшись духом, входит в её парадное. Там темно и гулко, пахнет кошками, он открывает грохнувшую дверь лифта и прямо там понимает, что у него дрожат руки. Ну, тут он закуривает и доезжает до нужного этажа. Открывает дверь, выходит и видит, что прямо на лестничной площадке сидит бомж и гадит. Программист, выпучив глаза, смотрит на него и не может и слова вымолвить. Тогда бомж, не вставая, спрашивает его ехидно, а вы, дескать, молодой человек, наверное, из Москвы? Ну да, отвечает тот, а как вы догадались? Очень просто, отвечает бомж, у нас в городе воспитанные люди в лифтах не курят.
