— Почти как наша городская — малогабаритная! — определил Борис, и все дружно засмеялись.
— Но при этом, — добавил Андрей, — имей в виду: медведь просторнее живет, чем горожане, потому что почти у каждого есть еще и запасная квартира.
— Это верно, — подтвердил дед. — Старые охотники говорят, что медведь в берлогу ложится года через два, как построил, а до этого за ней наблюдает — не зальет ли вода, не осыпается ли свод… Очень понимает Михал Иваныч, что на одну берлогу надеяться нельзя — останешься зимой на морозе!
— Даже трудно поверить! — удивился Борис.
— Это потому, что одних себя привыкли мы умными считать! — определил Матвей Васильевич и замолчал, похоже, задремал.
— Все это интересно, но не дает ответа на самый важный вопрос — где искать золотую берлогу? — понизив голос, спросил Борис.
— Это уравнение со многими неизвестными, — шепнул Андрей.
— Чего шепчетесь! — встрепенулся дед. — Я не сплю, обдумываю! И вот что скажу: сам я примечал и от других слышал, что каждый медведь свой участок в тайге имеет, заскребами на деревьях его границы очерчивает. Но соблюдает их только в плохие года, а когда еды много — ходят они где хотят и друг к другу в гости… А про зимний их порядок вовсе понять трудно. Одни остаются зимовать на своих участках, другие уходят далеко от места, где летом жируют. Берлоги они делают в самой глухомани, на сиверу, в логах, за ветром, где завалы непролазные или густой подлесок. Но и на солнечной стороне, в открытой местности случалось берлоги находить. В таких вроде бы зимуют самые сильные.
Борис тотчас же припомнил княжеский знак — белую манишку на груди «своего» медведя и подумал: «Такой мог зимовать на любом склоне, и полученная информация не убавила числа неизвестных в уравнении…»
— Итак, — сказал он, — пока достоверно только место, где медведь закончил свой путь, и то, что бродил не более трех суток. Теперь надо определить — как далеко ушел он от берлоги? Прошу, как на военном совете, каждого высказать свое мнение. Начнем с младших если не по чину, то по возрасту.
Андрюша долго не раздумывал:
— Километров тридцать отмахать он мог!
— Свободная вещь! — поддержал его киномеханик Вася.
— Это вы по себе судите! А он пожилой, доходяга и поднялся-то не для беготни, а пузо набить! Он больше стоял, чем шел, кору обдирал, мурашей слизывал, траву рвал, — неожиданно разговорился молчаливый охотник Василий.
— Километров двадцать, больше не прошел! — определил Молоканов-председатель, поглядев на свою деревянную ногу.
