— Это что еще за плоские шуточки?
— Здесь не шутят, Коджак[3].
Ключей к пониманию Бобби Джеймса несколько. Он ни за что не поделится жвачкой «Базука», будь то простая, вишневая или апельсиновая. Не дождешься от него и чипсов, причем ни жаренных в масле, ни рифленых. Никакого лука в сметане. Никакой газировки. Ни пепси-колы, ни кока-колы и уж точно никакой RC-колы. Почему — вот главная загадка. У миссис Джеймс, его мамы, весь дом забит сладостями, будто накануне атомной бомбардировки.
Еще пара фактов касательно Джеймса. Он всегда носит кепку «Филлиз» и рубашку «Сиксер». У него светлые волосы, как у меня, но у него они чуть рыжее, а у меня чуть белее. Причесывает их он совсем неплохо, но потом эта жопа с ручкой все портит своей кепкой. Свои какашки он величает испражнениями и исключительно «опорожняет кишечник». Целует взасос своего китайского мопса Боргарда и — за вознаграждение — совочком собирает за ним дерьмо на газоне, причем и то, и другое делает с большим удовольствием. Он скрытый фанат «Каубойз»[4] и живет с сознанием того, как это стыдно. Он редкостный чистюля. Он всегда до блеска начищает кроссовки, причесывает волосы на ногах, наглаживает свои гетры и натирает «Уиндексом»[5] наручные часы. Если принести ему что-нибудь, будет прыгать от радости и нетерпения, как последняя сучка.
— Ты получил собачью какашку и сигареты-жвачки? — спрашивает он. — А скейтборд прислали?
— Спокойно, дорогая, — говорю я. — Вот сигареты. Скейтборд потом.
— Чего хотели эти двое? — спрашивает он, показывая в сторону Джеральда и Ральфа, слушающих «Crazy Train» Оззи Осборна на магнитоле, которую им каким-то образом удалось починить, и безбожно перевирающих песню на гитаре. Я не большой поклонник Оззи, но эта песня у него ничего.
— Они хотят, чтобы мы сегодня вечером помогли им побить ребят из Фиштауна в Тэк-парке.
— Что? — испуганно переспрашивает Бобби Джеймс. Он не участвует в разборках на спортплощадке по глубоко религиозным причинам: например, потому, что не хочет драться по дерьмовым поводам. Не сказать, чтобы я сам рвался. Никто не называет нас с Бобби Джеймсом крутыми с тех пор, как мальчишки перестали в драках тягать друг друга за волосы и обмениваться оплеухами.
— Ты все прекрасно слышал, ебанашка, — говорю я.
— Кто ебанашка? — обижается он. — Чего мы там забыли? Ты ведь не собираешься туда идти, правда?
— Чего ради? Мое лицо — мой хлеб насущный.
— Я серьезно, Генри.
— А я серьезно туда и не иду. У меня с фиштаунскими косяков нет.
