Я промолчал, продолжая держать шатающегося коня. Слабый пульс у лошадей — признак самый зловещий, да и все остальное указывало; что положение осложняет воспаление кишок.
Когда Ламзден вернулся, Зигфрид закатал правый рукав и ввел руку глубоко в прямую кишку.
— Да… да… завалы, как Вы и сказали. — Он несколько секунд тихо насвистывал. — Ну для начала следует облегчить боль.
Он ввел транквилизатор в яремную вену, все время ласково уговаривая коня:
— Тебе от этого полегчает, старина. Бедный ты мой старичок! — Следом он сделал вливание физиологического раствора, чтобы уменьшить шок, и не забыл об антибиотике против энтерита. — А теперь зальем в него галлон жидкого парафина, чтобы смазать всю эту дрянь внутри.
Зигфрид быстро ввел через ноздрю желудочный зонд и держал его, пока я накачивал парафин.
— Теперь мышечный релаксант. — Он сделал еще одну внутривенную инъекцию.
К тому времени, когда Зигфрид очистил и смотал зонд, конь явно почувствовал себя много лучше. Колики на редкость мучительны, а я твердо убежден, что лошади ощущают боль острее всех других животных, и наблюдать их страдания бывает невыносимо. А потому с большим облегчением увидел, как конь заметно успокоился, перестал опасно шататься и явно отдыхал от недавних мук.
— Ну что же, — сказал Зигфрид вполголоса, — теперь будем ждать.
Ламзден вопросительно поглядел на него.
— А вам обязательно? Мне так неловко, что вы из-за меня не спите. Уже третий час. Может быть, теперь я и один справлюсь…
Мой партнер ответил ему измученной улыбкой.
— С полным уважением к вам, юноша, мы и дальше будет объединять наши усилия. Лошадь пока просто одурманена, а что положение ее очень серьезно, и говорить не надо. Если мы не заставим заработать кишечник, боюсь, она сдохнет. Ей еще очень многое потребуется, включая зонд. Так что будем и дальше трудиться до победного или иного конца.
Молодой человек опустился на тючок сена и тупо уставился на свои сапоги.
— О Господи, только бы не до иного! На прощание мистер Моттрам сказал мне: «Коробок остается на нашем попечении!»
— Коробок?
— Спичечный Коробок. Это его кличка. Мой патрон на него не надышится.
— Очень грустно, — сказал Зигфрид. — Положение у вас незавидное. По-моему, Моттрам не из тех людей, которым легко что-нибудь объяснить.
Ламзден запустил пятерню в волосы.
— Да… да… — Он поднял голову и взглянул на нас. — Учтите, он очень хороший человек и со мной всегда, прекрасно обходится. Все дело в его личности. Посмотрит на тебя, и ты чувствуешь себя пигмеем.
