— Даже и не думай, — произнёс Лайл.
— У неё моя жена!
— Это так. Но ты за ней не пойдёшь.
Мужчина взглянул на ладонь на своей руке, затем в лицо Лайла. Оно было необыкновенно спокойным, что обычно предшествовало взрыву. Большинство людей безошибочно узнавали это выражение лица.
Разъярённый муж, видимо, тоже распознал его, поскольку вместо попытки сломать Лайлу челюсть, он повернулся, чтобы окинуть хмурым взглядом Оливию:
— Женщины!
— Я сочувствую вам, поверьте, — сказал Лайл. — Но здесь вы ничего не добьётесь. Говорят, что разлука усиливает любовь. Почему бы вам не спуститься вниз и не подождать, пока ваша спутница жизни придёт в себя?
— Глупая дурёха, — проговорил мужчина, но уже без энтузиазма. Опасно спокойная манера Лайла остудила его пыл.
Лайл освободил его руку, и одинокий супруг ушёл, бормоча что-то насчёт женщин.
Лайл провожал его взглядом, пока тот не скрылся из виду. Затем он повернулся к Оливии. Его серебристый взор скользнул по ней, от её всклокоченных волос, по муслиновой ночной рубашке, до босых ног. Она ощутила каждый дюйм этого осмотра.
Оливия ответила ему тем же, медленно скользнув взглядом вниз, от его спутанных волос, к подбитому глазу, по ночной рубашке, доходившей лишь до коленей, вниз по обнажённым, мускулистым икрам к босым ступням.
Тут она пожалела, что не смотрит вместо этого на стену позади него. Девушка ещё помнила его запах, ощущение его тела и жар соприкосновения с ним. Глубоко в животе началось что-то странное.
— Зная тебя, мне следует в это поверить, — заговорил Лайл. — В голове крутится одно и то же. Сейчас глухая ночь. Ты подошла к двери — практически раздетая — и открыла её незнакомцам.
— Я не раздета, — возразила Оливия. — Либо если я раздета, то и ты тоже.
И словно для того, что опровергнуть её слова, Николс скользнул в сторону своего господина и помог ему облачиться в великолепный халат зелёного шёлка с подкладкой винного цвета.
Не отводя взгляда от Оливии, Лайл отсутствующе принял услуги своего камердинера и жестом отослал его. Николс исчез так же тактично, как и появился. Как человек вроде Лайла может удерживать такого превосходного и опытного камердинера оставалось для Оливии такой же загадкой, как и маленькие картинки и завитушки, которые Лайл рисовал ей в письмах, чтобы проиллюстрировать тот или иной момент.
Элегантный халат, должно быть, дело рук камердинера. Лайл не из тех людей, которые заботятся об одежде. Оливия всегда полагала, что одевать его должно быть занятием неблагодарным. Однако камердинер оставался с ним и мужественно терпел лишения в Египте.
