— По правде говоря, Оливия, ты же знаешь, я не обладаю воображением, — тут Перегрин тоже зафыркал, и в следующий миг уже беспомощно засмеялся от картин, нарисованных ею.
На мгновение исчезли все его обиды и разочарования, и граф снова стал беззаботным мальчишкой. Он откинулся на ограду и хохотал так, как не делал целую вечность.
Тут Лайл рассказал ей историю о мисс Летиции Сэйдж, первой британской женщине-воздухоплавательнице, весом в четырнадцать стоунов [8], которая летела на следующем шаре с другом Лунарди — Биггинсом.
Естественно, Оливия изобразила сценку в лицах: корзина, крутящаяся на ветру, крупная женщина, которая падает на пол, прямо на перепуганного Биггинса. Но в это самое время ветер меняется, и Биггинса минует участь быть раздавленным.
Она не просто пересказывала, она изобразила это, с разными голосами всех персонажей, включая животных.
Обмениваясь историями и смеясь над ними, они сблизились. Это было столь бездумно и естественно. Как в прежние времена.
Лайл мог бы оставаться так очень-очень долго, забыв о злости и негодовании, и просто наслаждаясь её обществом. Он соскучился по Оливии, и этого факта отрицать было нельзя. Перегрин вспомнил, как восстановилось правильное равновесие в мире, когда она завела его в переднюю тем вечером, всего лишь пару дней тому назад, и произнесла: «Рассказывай».
Разумеется, у неё не заняло много времени снова весьма эффектным образом нарушить порядок в его мире, и ему всё ещё хотелось её убить. Но в этот момент он был также опьянён ею и счастлив, как не был счастлив уже давно.
Перегрин не спешил уезжать, даже когда резкий порыв ветра хлестнул его в лицо.
Но Оливия задрожала, и он проговорил:
— Нам лучше вернуться.
Она кивнула, её взгляд оставался прикованным к памятнику:
— Мы дали нашим леди достаточно времени, чтобы посплетничать о том, чем именно мы здесь занимаемся.
— Что за парочка, — сказал Лайл. — Каким дьяволом тебе удалось убедить моих родителей, что они послужат для нас подходящими компаньонками? Если речь зашла об этом, я ума не приложу, как тебе удалось убедить их всех…
— Лайл, ты же прекрасно знаешь, что объяснение механизма надувательства противоречит кодексу Делюси.
Он внимательно рассматривал в профиль ее слегка улыбающееся лицо.
— Значит, ты смошенничала, — заключил он.
Оливия повернулась, чтобы встретиться с ним взглядом, её синие глаза глядели бесхитростно и, казалось, ничего не скрывали:
— Всеми мыслимыми способами. Ты на меня ещё злишься?
