— Нет, не можешь, — возразил Лайл.
— Мы отъедем ненадолго, как ты говорил, — сказала она. — Нет смысла тратить время на подгонку седла, чтобы я правильно сидела на коне Николса. На подгонку, которую позже ему придётся делать заново. Я могу за минуту сесть позади тебя.
Перегрин посмотрел на неё. Затем посмотрел на Николса.
Несмотря на ливень, камердинер оставался элегантным и невозмутимым. Хотя Николс этого не показывал, но в душе он бы умер тысячу раз, пока подгонял седло под неё. Оливия не видела смысла мучить его. Он её не оскорблял и не обижал.
— Что тебя беспокоит? — спросила она. — Боишься, что я сброшу тебя с коня?
— Слегка опасаюсь, что ты ударишь меня ножом в спину, — ответил Лайл. — Поклянись, что у тебя нет при себе оружия.
— Не будь смешным, — сказала Оливия. — Я бы никогда не ударила тебя ножом в спину. Это бесчестно. Я бы ударила в шею или в сердце.
— Тогда хорошо, — он освободил левое стремя. Оливия поставила свою левую ногу в стремя, ухватила его за руку, оттолкнулась и оказалась позади него.
— Чёрт побери эту девчонку! — воскликнула леди Вискоут. — Я так никогда не умела!
— Ты была шустрой в других вещах, Миллисент, — проговорила её подруга.
Тем временем, Оливия обнаружила, что совершила чудовищную ошибку.
Она, не раздумывая, поступила так, а почему бы и нет?
Оливия обращалась с лошадьми свободно, как цыганка.
Она ездила позади отца бесчисленное количество раз.
Но это был её отец, а она тогда была маленькой девочкой.
Лайл ей не отец. Она ездила за его спиной раз или два, но очень давно, до того, как он стал столь мужественным.
Ей не пришло в голову схватиться за его плащ. Она просто обняла Лайла руками за талию, поскольку так естественно было сделать это.
Теперь Оливия ощущала руками его подтянутую талию, а своей грудью — прямую спину. Она чувствовала, как бедро касается бедра, а нога — ноги, и ритмичное покачивание их тел, пока лошадь ступала по грязной, изрезанной колеями дороге.
Она могла чувствовать, как прямо на глазах рушатся её моральные устои.
Ах, ладно, это всего лишь короткая прогулка, в конце которой её ожидает длинная и нуднаянотация. Которая погасит все эти неудобные и бессмысленные порывы.
Оливия позволила себе прижаться щекой к затылку Лайла и вдохнуть земной запах мужчины, лошади, деревенского воздуха и недавнего дождя, и где-то посреди этой смеси соблазнительный привкус пены для бритья.
Спустя некоторое время Лайл заговорил:
— Интересно, в чём именно Миллисент была шустрой?
