— Проблема была в том, что оба джентльмена в равной степени искусно владели клинком. Они хорошо друг друга поцарапали, но ни один не мог одержать верх и ни один не хотел сдаваться.
— В конце концов, они свалились без сил, оба. Не смогли биться до смерти, так дошли до полного изнеможения.
— Вот это были деньки, — леди Вискоут испустила ностальгический вздох.
— О, да, дорогая. Мужчины были мужчинами, — леди Купер тоже вздохнула.
Мужчины всегда остаются мужчинами, подумала Оливия. Меняется только внешняя упаковка, но не мозги.
— Не бойтесь, — сказала она. — Нам не нужны мужчины, чтобы повеселиться. С ними или без них, я знаю, нам предстоит грандиозное приключение.
В это же время в Лондоне.
Лайл приехал в Ормонт-Хаус, когда карета, нагруженная багажом и прислугой, поехала вдоль по улице.
Если повезёт, это первая карета, а не последняя.
Но он не полагался на удачу.
Перегрин уплатил кучеру кэба, взбежал по лестнице и заколотил в дверь.
Дворецкий вдовствующей графини, Дадли, открыл дверь. Когда взгляд слуги упал на Лайла, то бесцветное выражение его лица сменилось досадой. Без сомнения он был готов вызвать лакея, чтобы вышвырнуть незваного гостя на улицу.
Несмотря на то, что другие царапины и синяки графа Лайла быстро заживали, его подбитый глаз стал ещё более красочным: зелёным, с красным, фиолетовым и жёлтым. В спешке он оставил шляпу и перчатки в клубе. Николс ни за что не выпустил его из дома в подобном состоянии, но Николса не было рядом, чтобы позаботиться о нём.
Однако мудрые и опытные дворецкие не спешат с выводами. У Дадли ушла минута на то, чтобы скрупулёзно изучить странного мужчину, стоящего на пороге в тот час, когда пьяницы, бродяги и взломщики выходят на охоту.
Лицо дворецкого разгладилось до его обычного бесстрастного выражения, и он проговорил:
— Добрый вечер, лорд Лайл.
— Он уже здесь? — донёсся из-за спины дворецкого надтреснутый, но хорошо слышный голос. — Проси его, проси.
Дворецкий поклонился и отступил в сторону. Лайл ворвался в вестибюль. Он услышал, как за ним захлопнулась дверь, пока он следовал в большую переднюю.
Там стояла вдовствующая графиня Харгейт, опиравшаяся на свою трость. На ней было одеяние в оборках и кружевах, которое давно вышло из моды еще в те времена, когда парижская чернь штурмовала Бастилию.
Она рассмотрела его сверху и рассмотрела снизу.
— Похоже, кто-то потрепал тебе пёрышки, — сказала вдова.
Хоть ей, может быть, тысяча лет, и все в семье, включая него, её боятся, но искусство говорить не то, что думаешь, Лайлу не давалось. В настоящий момент у него не хватало терпения на учтивые любезности.
