Распрощавшись с Аквилием, торопившимся в поход против восставших рабов в Сицилии, Марий не спеша поехал к северу; он рассчитывал, что галльские легионы прибудут не раньше двух месяцев.
Области уже знали о поражении тевтонов, и народ восторженно встречал победителя, умоляя его уничтожить и кимбров. Марий, довольный почетом, оказываемым ему в городах и деревнях, а еще больше надеждами, возлагаемыми на него нобилями и плебеями, отвечал, что поражение или победа зависят от воли богов.
«А он еще сомневается в моих военных способностях, — злобно подумал полководец о Сулле. — Сам Сципион Эмилиан высоко ценил меня, а кто такой Сулла в сравнении с Африканским?» И чем чаще думал он о сопернике, тем большую ненависть испытывал к нему.
Хорошее настроение испортилось. Насупившись, он ехал вперед (отряд остался позади), безжалостно стегая бичом коня.
Вдали, за широкой сверкающей рекой, подымались горы. Теплый весенний воздух был насыщен запахом трав и цветов, хотя по утрам еще потрескивали легкие заморозки, месяц назад погубившие много виноградников. Земледельцы жаловались Марию, обвиняя злые божества варваров, особенно медного быка: они утверждали, со слов очевидцев, что он якобы вытаптывает по ночам посевы, объедает незрелые ягоды, и уходя, «напускает» стужу. И они умоляли Мария победить поскорее медного быка, утопить его или перелить в оружие для легионов.
Слушая их, полководец прятал улыбку в усах и бороде. Он всё время думал о Риме, о своей бесплодной жене и вздыхал: несколько дней, проведенных в столице, показались ему сказкой, светлым праздником после долгих месяцев походов, битв и лагерной жизни.
«Сына, да и вообще детей, очевидно, ждать нечего. Бесплодное растение не родит никогда. Я усыновил мальчика, только сумеет ли Цинна воспитать его в духе ненависти к оптиматам? Говорят, мальчик жестокосерд: любит мучить животных, резать лягушек, убивать из лука собак и овец. Цинна подзадоривает его, приучает к виду крови, — это хорошо. Пусть растет неумолимый мститель за плебс!»
Он приехал в лагерь Катула неожиданно для всех. Сулла, обучавший легионариев рассыпному строю при налете конницы, первый увидел вождя и прокричал приветствие на всё поле. Воины дружно подхватили возглас начальника.
Марий, преодолевая злобу к Сулле и стараясь казаться веселым и любезным, что ему плохо удавалось, небрежно махнул рукой и поскакал к палатке консула.
Сулла побледнел, но тотчас же овладел собой и стал продолжать занятия. Однако его не покидала мысль: «Плебей обнаглел… Как нам, владыкам Рима, обуздать всех этих выскочек? Как возвыситься над чернью?»
