Кармела немедленно поднялась с дивана, и граф ответил на мучивший ее вопрос. Герцогиня внушала благоговейный страх своим титулом, поэтому поверенный не смог отказать ей.
Остальные гости были не столь имениты. Дамы в основном оказывались женами дворян из окрестных имений, и Кармела с трудом запоминала, кем именно они приходились ее подруге, путаясь в разросшемся роде Гэйлов.
Она поняла, что гости, появившиеся в доме без приглашения, тем не менее собирались остаться на ленч, и это явно озадачило графа.
— Ну разумеется, Селвин! — услышала она щебетанье одной величавой пожилой дамы. — Неужели ты собирался отпустить нас домой, не предложив немного перекусить!
К этому времени всем подали шампанское. Кармела по достоинству оценила мастерство местного повара, когда все уселись за превосходно сервированный стол, подобный которому обычно начинают готовить за несколько дней до события.
Беседа с герцогиней помогла различать теперь Кармела любопытство, зависть и затаенную злобу, сквозившие во взглядах ее «родственников».
Она будто слышала металл в голосах, когда речь заходила о ее планах на будущее или о выборе ее дальнейшего местожительства.
— Она может переехать ко мне, как только пожелает, — предложила герцогиня. Но, не дав Кармеле ответить, кто-то заметил:
— Вы же знаете, это создаст вам неудобства, Луиза. Я как раз подумала, Фелисити хорошо бы пожить у меня. Как-никак, Мэри почти одного с ней возраста, и девочки могли бы подружиться.
Это заявление вызвало бурю высказываний, и скоро Кармела уже чувствовала себя костью, брошенной огромной своре голодных псов.
Она не сомневалась, что весь этот переполох вызван лишь огромным наследством Фелисити.
Нетрудно представить эффект разорвавшейся бомбы, какой вызвало бы признание Кармелы, что у нее нет ни гроша и что она была бы счастлива найти гостеприимный дом, куда могла бы пойти, покинув Гэйлстон.
Конечно же, в комнате моментально повиснет тишина и все предложения застынут на губах тех, кто их сейчас щедро раздаривал.
Теперь правота Фелисити, решившейся на побег с Джимми, подтвердилась.
Внезапно она почувствовала жгучий стыд за этих людей, рожденных в знатных и богатых семьях, которые вот так надрывались сейчас, не пытаясь скрывать столь очевидной жадности.
Конец бурному обсуждению положил граф, вмешавшийся в разговор своим властным тоном, не допускающим пререканий:
— Я уверен, все вы великодушны, предлагая Фелисити свой кров, но как ее опекун я уже наметил кое-какие планы (Относительно ее будущего, и вы будете проинформированы о них своевременно и должным образом.
