Они считались самыми лучшими во всей Европе.
«Что со мной произошло? Чего я, собственно, хочу?»— спрашивал он себя, так же как и многие до него.
Он не знал ответа.
Неожиданно ему пришло в голову, что, возможно, благодаря своему новому интересу к римской культуре, возникшему из увлечения раскопками развалин римских городов, он превратился в идеалиста.
Уж не ищет ли он Афродиту, греческую богиню любви?
Или, быть может, Венеру, как ее называли римляне, обладающую несравненным телом и лицом скорее невинным, чем чувственным.
Боги Олимпа!
Он громко рассмеялся своим мыслям.
Впрочем, ему ни разу не встречалась женщина, способная соперничать с теми созданиями древней мифологии, что являлись на сияющих светлых утесах в Дельфах или в храмах, которые он видел в других странах.
Дженкинс помог ему надеть великолепно сшитый фрак, заказанный у самого лучшего и самого дорогого портного на Савил-роу.
Герцог бросил небрежный взгляд на свое отражение в зеркале.
Ему и в голову не приходило, что он красив; более того, он не осознавал того воздействия, которое его яркая личность оказывает на всех, кто с ним общается.
Дженкинс подал ему крупную сумму денег, которые герцог убрал во внутренний карман.
Несколько золотых луидоров он положил в карман брюк.
По привычке, хотя герцог знал, что в этом не было необходимости, он сказал Дженкинсу:
— Я приду не поздно, но вы можете ложиться, не дожидаясь меня.
— Ваша светлость уверены, что я не понадоблюсь?
— Абсолютно уверен! — подтвердил герцог и направился к двери спальни, которую камердинер открыл перед ним.
Когда хозяин исчез в конце коридора, Дженкинс взглянул на свое отражение в зеркале и громко сказал:
— Могу поспорить, его светлость не вернется раньше рассвета.
Часом позже герцог сидел за обеденным столом в большом и роскошном доме на рю Сент-Оноре.
Было очевидно, что его друг виконт не преувеличивал, утверждая, будто это будет блестящий прием.
Без сомнения, среди приглашенных женщин оказались такие красавицы, каких ему никогда не доводилось встречать, в том числе и в Париже.
Все комнаты были полны орхидей.
Когда гости расселись за столом, перед прибором каждой женщины оказались две безупречные бледно-розовые орхидеи, скрепленные тысячефранковой купюрой.
Искусство повара превосходило все ожидания.
Обед начался с икры, специально доставленной из России для этого приема.
Последующие перемены блюд являли собой самые превосходные образцы французской кулинарии.
Вина — а мужчины разбирались в этом — оказались представлены такими редкими и бесподобными сортами, что их следовало бы благоговейно пробовать из ложки, а не пить бокалами.
