Перед ее глазами то и дело возникала гибкая извивающаяся фигурка юной танцовщицы. Невада никогда не думала, что танец может быть настолько чувственным, возбуждающим и в то же время гипнотизирующим.
Много позднее, когда она вслед за родственницами и наложницами шейха вернулась к себе, Невада, глядя на них, могла убедиться, насколько было сильно воздействие музыки и танца.
К тому же самая молодая из жен шейха расплакалась и одиноко сидела в углу. Объяснявшаяся по-французски женщина объяснила Неваде, что это были слезы ревности.
— Мули очень любит нашего господина, — шепотом сказала она, — а теперь, когда здесь танцовщицы, он будет развлекаться с ними и не пришлет за ней два или три дня.
Неваде казалось странным, что восемнадцатилетняя и очень красивая четвертая жена шейха может так его любить.
Но девушка тут же подумала, что, поскольку он был единственным мужчиной, какого знала Мули, у нее не было выбора.
Когда все женщины улеглись, Невада не могла перестать думать о Тайроне Штроме и о том, каким взглядом он смотрел на прекрасную танцовщицу.
Его лицо рисовалось ей в темноте настолько отчетливо, что девушке казалось, будто она видит его улыбку, различает вспыхнувший в его глазах страстный огонь.
Мать шейха устроила Неваду как можно удобнее, предоставив гостье почетное место на низкой софе, представляющей собой покрытые ковром подушки, расположенные на длинных деревянных опорах.
Постель оказалась удобной, особенно после стольких дней кочевой жизни, но сон бежал ее, и, когда настало утро, она поднялась с ввалившимися глазами, измученная и бледная, как никогда в жизни.
Ее разбудили рано, так как Тайрон Штром прислал слугу сказать, что желает тронуться в путь с рассветом.
Неваду растрогало то, как сердечно простились с ней мать шейха и другие женщины. Казалось, короткого времени, проведенного в гареме, хватило им, чтобы сблизиться.
Их добрые пожелания, и напутствия, и выражение надежды, что она скоро посетит их вновь, были переданы ей говорившей по-французски женщиной.
После бесчисленных поклонов и прикладываний рук сначала ко лбу, а потом к губам и к груди, ритуал прощания по восточным обычаям был завершен, и Невада последовала за слугой по бесконечным извилистым галереям и переходам в комнату, где их по приезде приветствовал шейх.
Ни шейх, ни Тайрон Штром, о чем-то оживленно разговаривающие по-арабски, не обратили внимания на ее появление. Только направляясь к выходу, он взглядом приказал ей следовать за ним туда, где их ожидали лошадь и верблюд, на которых они совершали свое путешествие.
