У Троицы окрыленные | страница 121
Любил старец истинно преданных чад, ценил их преданность, если она была чисто духовной и благодатной.
Хочешь, мой милый друг, услышать, что такое истинная преданность чад своему духовному отцу?
Дело было в Риме. Одного христианского священника решили бросить зверям на растерзание. «Он совращает людей, особенно юных, в христианскую ересь», — говорили язычники. И вот он уже стоит на арене цирка, чтобы бесстрашно, с молитвой на устах встретить смерть. В это самое время по улице Рима бежала молодая женщина. Она так спешила, так спешила, будто на какое веселие или на бракосочетание. Подбежав к дверям цирка, женщина пыталась пройти вовнутрь, но ее не пускали. Она умоляла, плакала и говорила: «Я должна умереть вместе с ним». Вдруг она рванулась к двери, оттолкнула стражу и мигом оказалась около священника. «О Боже мой, зачем ты здесь, Мариамна!» — с болью в душе произнес осужденный и пытался скорее обратно проводить женщину. «Нет, отец, — сказала она решительно, — ты учил нас Христовой любви. И если ты, пастырь, полагаешь душу свою за овец своих, то и овцы должны полагать души свои за отца духовного. Позволь мне вместе с тобой умереть за Христа». В эту минуту скрипнула железная дверь, и на арену вышел огромный лев. Сначала он щурил свои глаза на солнечный свет, но когда заметил две беззащитные жертвы, насторожился и… тихо двинулся вперед… Увидев свирепого зверя, священник быстро снял с себя плащ и накинул его на женщину, как бы защищая от злой смерти. Не успел он и сотворить крестного знамения, как почувствовал сильный удар в голову…
Спустя минуту с арены цирка выносили останки двух мучеников, умерших за своего Господа, — священника и его духовную дочь…
Отец Тарасий учил своих духовных детей взаимной любви, верности Христу и до смерти преданности Богу. Низкого предательства не выносила его правдивая душа. Всегда, когда он читал или слышал в святом Евангелии о предательстве Иудой Господа, он возмущался, расстраивался, волновался. Святая душа его не выносила мерзкого поступка неблагодарного ученика Божия Иуды, и он не мог равнодушно слышать о такой дикой подлости человеческого сердца.
«Старец, ну что ты так расстраиваешься, — скажут ему его духовные дети, — ведь это же так положено было, чтобы Иуда предал своего Господа на смерть». Отец игумен Тарасий, бывало, посмотрит на говорящего, покряхтит-покряхтит: «Эх, детка, положено-то оно положено, но каково же это было Господу, ведь ученик же, ученик предает, как же это вместить-то?». Скажет, бывало, и не выдержит — заплачет. «Ведь свой же ученик, — всхлипывает старец, — да Кого же это — ведь своего же Спасителя Да как же это, разве так можно делать?».