— Земля — кладбище видов, — подытоживает фотограф.
Съезжаем с трассы в лесок, качаемся на ухабах мерзлой грязи и, миновав старинный Вятский тракт, выруливаем под слепящее низкое солнце, на желтое, жухлое поле. Деревушка, а за околицей, ниже, лагерная поляна палеонтологов, отделенная от обрыва стеною пихт. Здесь спешиваемся и спускаемся к Вятке по ребру лощины, по крутой хоженной тропе. Но еще на самом верху задерживаемся мы с Валерием — захватило дух: катит широкая и мощная река, и по глади ее плывут голубые, белым отороченные круги, шурша и вращаясь, слипаются по пять, по десять к новые, и те уже обрастают белой каймою — настоящее кружево!
— Это же ледостав! — радуется удаче фотограф.
Я же под этим мрачным яром переживаю странное чувство, можно сказать, палеонтологическое. Затененная кручей река, вся в таинстве природных перемен, творит вокруг себя нечеловечье безлюдье, течет так, как вечность назад. Настоящая река времени.
— Мне это место напоминает ефремовский рассказ «Тень минувшего», — подтверждает Алик. — Да, да, тот самый, в котором громадный динозавр встает как мираж над обрывом.
— А что чувствует палеонтолог, когда в таком месте находит, раскапывает, очищает скелет древнего существа?
— Нельзя описать, — улыбается Алик. У него в глазах мудрость, а выражение
лица порой совсем мальчишеское. Череп несет — как мать младенца. Встает у ямы, возле самой ледяной корки, что наросла вдоль воды. В красной глине выкопана неглубокая яма, будто могила.
— Здесь ученая дама из Китая нашла скелет парейазавра. Нашла в первый же день, и, оказалось, единственный за весь сезон у нас I целый «парень». Тут, как кто приезжает — так ему сразу и везет. В 94-м появились первые австралийцы и наткнулись на 25-сантиметрового парейазавра — малька: ни до, ни после такого не было. Сумин в 90-м открыл суминию — мелкую змееголовую яшерку.
— Есть палеонтологи от Бога, Алик?
— Знаете, иногда иду, — вот как мы сейчас шагаем вдоль берега, — а внутренний голос подсказывает: сейчас остановишься, повернешь направо, поднимешься на несколько метров, протянешь руку... Так я нашел в 92-м первый скелет хищника — ящера горгонопса. Нашел и...
Он расчищал позвоночный столб суминий, уходивший вглубь, в зеленоватый прослой глины меж рыхлыми красно-коричневыми мергелями. Расковырял палочкой остаток размытого костяка: сохранились только стертые зубы, взрослая особь. Но вдруг что-то кольнуло: посмотреть еще. Наткнулся на конечность: фаланги, не характерные для суминии. Выкопал две чьи-то лапы. Заработал дальше, и — череп! В полуметре, в очередном куске, целый совершенно: белеет «живой» и скалит зубы абсолютной сохранности. Алику чуть плохо не стало. И сердце заколотилось: как взять? Кости скелета расчистил — путаные, мелкие, битые. Стал оконтуривать по ним, по бордовому цвету, более темному: окисел железа указывает на органические останки. Высвободил кусок с квадратный метр. Потом сушили этот монолит. Жара была, и на нее понадеялись. Когда стали переворачивать, то сыроватый череп, изначально, видимо, весь в трещинах, распался на кусочки в несколько миллиметров.
