Вокруг Света 1997 № 02 (2677) | страница 79
Лишь в сказках бессмертье
снискать нам дано.
Я проходил по залам Музея народа Узбекистана. Здесь, как и везде на ташкентских улицах, надписи были только на узбекском языке, даже под медными пушками, отнятыми у ташкентцев в 1865 году генералом Черняевым.
И внезапно, точно громом пораженный, я замер. Передо мной были реконструированные Альбаумом росписи с Фаяз-Тепе. На одной из них был изображен воин с закрученными рогами дикого барана на голове. Так изображали богов, чьими священными животными считались обитатели высоких гор. И только один воин, вошедший в предания Востока под именем Искандер Зулькарнайн — Александр Двурогий, мог быть изображен так же, ибо его приравнивали к божеству. Четыре или пять столетий минуло с тех пор, как он прошел Бактрию и Согдиану, но его продолжали изображать в святилищах...
Ташкент — Самарканд — Термез, Узбекистан.
Природа и человек: Сирота, Мачеха и другие
Отчаянный крик медвежонка не затихал ни на секунду. Чаще всего медвежата-сеголетки так зовут удаляющуюся мать, но на этот раз надрывный рев не прекращался. Что-то серьезное произошло в моем маленьком королевстве под названием Коса Сомнительная…
Была уже середина октября — начало зимы на острове Врангеля. Отбушевали первые пурги, море покрылось молодым льдом, и я заканчивал свои наблюдения за моржами и белыми медведями на косе Сомнительной. Коса — одно из традиционных мест выхода на берег тихоокеанских моржей, приплывающих для нагула на мелководья Чукотского моря. В годы, когда осенняя кромка льдов удаляется на десятки километров к северу от острова, здесь образуется крупнейшее в мире береговое лежбище — до 70 тысяч моржей. В надежде поживиться к лежбищу со всех сторон стекаются белые медведи... Так было и в эту осень. Постоянные нападения медведей на лежбище заставляли моржей в панике покидать берег, оставляя после себя раздавленные трупы сородичей. Когда моржи окончательно покинули прибрежные воды, на оконечности косы лежало около сорока погибших самок и молодых животных. И в этой роскошной «столовой» шел пир горой: к началу октября здесь поселилось ни много ни мало — 60 медведей.
Мой железный балок — одна из опорных точек заповедника — стоит в 400 метрах от лежбища рядом с навигационной вышкой, откуда я обычно веду учеты животных и наблюдаю за их поведением. Вот и на этот раз я сидел на вышке, закутавшись в оленью кухлянку, и наговаривал на диктофон описание игры, которую затеяли полуторагодовалый медвежонок по кличке Шайба со своей мамашей Клюшкой почти под моими ногами. Японские батарейки нещадно замерзали на пронизывающем ветру, я тихо ругался и пытался отогреть диктофон под кухлянкой, когда раздался этот отчаянный плач.
