Вокруг Света 1997 № 02 (2677) | страница 76
Расспрашивать стал
Искендер о пути,
Где мог бы он войско свое провести.
Меня влекла аура еще одной загадки, связанной с наследием Александра, — Греко-Бактрийское царство, возникшее в середине III века до н.э. Там укрепилась династия греко-македонских правителей, долгое время сохранявшая эллинистические обычаи. Власть этого государства распространялась на большие территории Средней Азии, Афганистана и Северо-Западной Индии. И не случайно тысячелетия спустя образы правивших на Востоке царей с греческими именами — Диодотов, Евтидемов и Евкратидов — воспламеняли фантазию Хаггарда и Киплинга...
Мне казалось — проехав дорогой, которой вел своих воинов Александр, я сумею лучше понять то, что отделено от нас двумя с лишним тысячелетиями. К тому же я знал, что на самом юге, в Термезе, где от греко-бактрийской эпохи могло сохраниться больше, чем в Афрасиабе, работает еще одна группа французских археологов.
И судьба пошла мне навстречу: в Самаркандском институте археологии я повстречал академика РАН из Москвы, археолога и искусствоведа Бориса Яковлевича Ставиского, одного из главных отечественных специалистов по среднеазиатским древностям.
— Я также собираюсь в Термез, — сказал он мне. — Александр наверняка бывал в тех местах, сражаясь в горной части Согда, ибо через Термезскую переправу кратчайший путь ведет к Балху — столице древней Бактрии, которая играла роль базы в его войне за Среднюю Азию. Термез обрел важную роль и в Греко-Бактрийском царстве, а позднее был одним из крупных центров на Великом Шелковом пути, порожденном эпохой эллинистических цивилизаций. Мы можем поехать вместе...
Покинув зелень Самаркандского оазиса, автобус пошел сухой голой степью в направлении города Карши. Вероятно, этим путем армия Александра впервые приближалась к согдийской столице. В дороге Ставиский вспоминал, как рождался роман «Таис Афинская» известного писателя и доброго его знакомого Ивана Ефремова:
— Однажды Ефремов сказал, что его привлекает эпоха Александра Македонского, его вдохновил эпизод поджога Персеполя — символа варварской деспотии. По его просьбе, я достал новую книгу Уилера «Пламя над Персеполем», тогда еще у нас не переведенную. Хорошо зная английский, Иван Антонович буквально проглотил ее и почувствовал, что это — его тема... Меж тем мы свернули со степной дороги, и поплыли низкогорья хребта Байсунтау, напоминающие желтые верблюжьи горбы. Под вечер, скатившись в зеленую долину Сурхандарьи, где тополя и туи окружали хлопковые поля, мы проскочили развалины Старого Термеза и через десяток километров въехали в новый город. Мелькнули сине-белые столбы Северных ворот, оставшиеся от внешней стены русской пограничной крепости 1900 года. Одно-двухэтажный, за исключением административных зданий в центре, просторный Термез почему-то напомнил мне греческие города, облик которых реконструирован раскопками в русском Причерноморье.
