Евразийка | страница 22



Собирать для лекарства траву

И поделки собратьев своих

Продавать, веселя детвору.

Ну, а если налажен сбыт —

Производство само собой!

Мы точили ему нефрит,

Украшая все той же слюдой.

Чашки, ложки, резные плошки

И игрушек веселый рой,

От свистка до губной гармошки.

«А япошка — мастеровой!»

Одобряли его старушки

(Жалость женская широка),

Наливали ему за игрушки

В кружку теплого молока,

Насыпали в мешок картошку,

Из печи — каравай ржаной

И кедровый орех, и морошку,

Омуль с радужной чешуей.

С пылу, с жару круглые шанежки…

Словно ведали те хозяюшки,

Сколько лет ему, сколько зим

Вьюгой смертною «Баю-баюшки»

Отпоет его баргузин.

А весною метровые льды

Раздробил о скалы Байкал,

Валунами лежалой слюды

Громоздился их мертвый оскал.

Объявили субботник у нас.

Чтоб своей не смущал бы кучей —

Из оттаявших трупов наст,

Побросали с отвесной кручи

Размороженный трупный балласт —

Наших братьев, погибших от холода, От побоев, цинги и от голода.

Их земля своим телом укрыла —

Незавидная вышла могила.

Ни креста, ни доски,

эка невидаль,

Чтоб ни портили очередность, Под откос узкоглазую падаль, И в порядке отчетность.

…Мы полой прикрывали слезы,

Полноводные, как река.

Посылали начальству угрозы

И увидели старика…

Прижимал он к глазам ладони, Грыз зубами колючую цепь,

Так узду раздирают кони,

Когда рвутся в степь,

На простор, в бесконечное поле, Разметав тростник,

Принимая и смерть за волю,

Пусть на краткий миг…

3

Что-то тихий старик замыслил?

И не ведали, не гадали,

На обычный таежный промысел

За приварком его снаряжали,

Чтоб отведать, как хороша

Прибайкальская черемша!

Восхищает тайга весной.

Ее страж не велик, но смел,

Средь снегов принимает бой

Знаменосец весны — пострел.

Фиолетовые макушки

В золотисто-зеленых латах

В окруженье берут опушки,

Все в проталинах, как в заплатах.

Потихонечку, не спеша,

Осторожно и без натуг

Собирается черемша,

А в народе — «медвежий лук».

Поселковые ребятишки

Ему мудрость растолковали:

«По весне заломал мальчишку, А ты, старый, уйдешь едва ли.


Понимашь, надо зорко глядеть: Черемшой набивает медведь

Отощавшее за зиму брюхо.

Плохо видишь? Так слухай ухом!»

4

Улыбался лесным былинкам,

Разгребая еловую мякоть,

Любовался солнечным бликом

И ему захотелось плакать.

Где-то там, за высокими кедрами, Ветер с морем играет в прятки.

Путь домой измеряется метрами, Когда рядом, и все в порядке...

Путь домой выстилают тела,

Жертвы, жертвы — дорога боли.

Жестко карта им все легла —

Мерзкий счет выставляет неволя.

«Кто знает, какою ценой,

Когда, кто вернется домой?»