— Эмоциональное состояние? — Алиша пожалела, что оставила блокнот на диване. — Каким же оно должно быть?
— Ужас, — поднял брови отец МакАфи.
— Но мне казалось… — недоуменно заморгала Алиша. — Ну говорят же, сияние всякое, прекрасная музыка, умиротворение…
— Вы не читали моих книг. Большинство пишущих — я не называю их исследователями, потому что исследованием там обычно и не пахнет — так вот, большинство пишущих действительно сосредотачивает внимание на, так сказать, позитивных воспоминаниях о пережитом состоянии клинической смерти. У меня есть подозрение, что эти истории, как правило, выеденного яйца не стоят, — улыбнулся священник. — Видите ли, девушка, моя специализация — это люди, которые после смерти попадали в ад.
Симпотная баба. Он заметил это, когда она еще стояла на освещенном крыльце. Стояла и смотрела через окошко прямо на него, хотя, конечно, не видела ни хрена — что там увидишь в такой темноте. Когда поп отвел ее в кабинет и прикрыл дверь, он подкрался поближе и стал подслушивать. По вопросам, которые задавала бабенка, стало ясно, что ее-то ему и велели дождаться. Когда они зашли в каморку, где когда-то хранился архив, он даже прокрался в кабинет, чтобы лучше слышать, как святой отец перечисляет то, что было украдено: «…Вырезки из газет, записи моих бесед с людьми, больничные документы…»
Как приятно было слышать горечь утраты в этом голосе! Он заулыбался, и на верхней губе у него опять разошлась трещина. Он дотянулся до нее языком и ощутил вкус крови. Глаза невольно задержались на картине с монахом и демоном. Ну и брехня! По правде демон враз захавал бы этого святошу.
Пятясь, он отступил в коридор и скользнул обратно в темноту. Он помнил здесь каждый угол и каждый поворот. Теперь это были его владения. Старикан уже не отваживался далеко отходить от комнат, которыми постоянно пользовался: кабинет, спальня, туалет и кухня. Ничего, скоро поп будет спать в кабинете, там же и парашу себе поставит, а жрать вообще забудет.
А после того как он наконец убьет священника, инсценировав его самоубийство, он напишет что-нибудь соответствующее на картине. Причем напишет почерком старика, чтобы ни у кого не оставалось сомнений. Что-нибудь типа: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?»
Он засмеялся, прерывисто, по-звериному, со свистом выдыхая воздух через острые зубы. Потом отыскал знакомую дверь в старый забытый чулан, в котором стояли штабелем отсыревшие коробки. К стене за ними был прислонен кусок фанеры. Он отодвинул фанеру — открылся проход, из которого потянуло сквозняком. Он обнаружил этот лаз, когда обшаривал дом священника в поисках архивов. Одна из досок в стене чулана подалась, а за ней открылся тайный ход через подвал в заколоченную пристройку для слуг. На стене в пристройке висел календарь за 1974 год.
