— Мак!
— В чем дело? — Он с самым невинным видом похлопал ресницами.
— Ребенка постыдись! — пробормотала она, за неимением более подходящего ответа.
— Слышишь, малыш? — захохотал Мак, откидывая голову назад. — Если мне хочется полюбезничать с твоей мамочкой, сначала следует уложить тебя спать.
Гарт смотрел на отца, кривил губки и отчаянно размахивал руками.
— Гляди-ка! — восхитился Мак. — Он улыбается.
Широко раскрытыми глазами Элла напряженно всмотрелась в личико малыша.
— По-моему, ты прав, — сказала она, заражаясь его восторгом. — Врачи говорят, что такие малютки еще не умеют улыбаться, но я им не верю. Смотри, смотри, он улыбается тебе!
— Да, да, улыбается, но не мне, а тебе.
— Нет, — Элла покачала головой, — ты с ним возишься не меньше меня. Мне даже кажется, что он тебя больше любит.
Хоть Маку и польстили ее слова, он покачал головой — быть, мол, такого не может.
— У него, по-моему, твой нос, — сказал он.
Элла оперлась о мускулистую руку Мака и сделала вид, что изучает носик сына, хотя на самом деле ей просто хотелось лишний раз прикоснуться к Маку.
— Мне, если приглядеться, он напоминает Большого Дедди — в миниатюре, разумеется, — произнесла она.
— Еще бы, — фыркнул Мак. — Такая же лысая голова, покрытая легким пушком. А потом, ты хорошо знаешь — оглянуться не успеешь, как он сравняется ростом с Большим Дедди.
— Ужас, что ты несешь! — хихикнула Элла.
— А у тебя, — сообщил Мак, — на щеке мыло.
Элла провела рукой по щеке.
— Нет, нет, все осталось. Постой, давай я. — Зачерпнув рукой воды из таза, он плеснул ею Элле в лицо.
— Мак! — возмутилась она.
— Ну ладно, ладно, сейчас сотру. — Осторожно уложив Гарта на купальную подушечку, он бережно стер пену с ее носа и щек. — Так-то оно лучше, — произнес он и поцеловал Эллу, вложив в поцелуй всю свою любовь и нежность. — О-о-о, — прошептал он ей в щеку, — мне все утро хотелось этого.
— Мне тоже, — призналась Элла и долго-долго смотрела ему в глаза, стараясь понять, какие изменения произошли в нем за этот год. Он выглядел теперь чуть старше, у глаз и около рта пролегли едва заметные морщинки. И виною тому, несомненно, она, Элла.
Несмотря на усталость, ночью ей не давали спать мысли о Маке и о том, как сложатся их отношения. Ведь отныне, рассуждала Элла, для нее главное — благо ребенка. Счастье родителей — дело второстепенное. Так, может быть, следует думать лишь о том, чтобы было хорошо ребенку, а родителям — уж как Бог пошлет? Ни на секунду она не допускала мысли, что у Гарта может быть другой отец.
