То, чего хотел Саддам Хусейн, было диаметрально противоположно «плану Льюиса». Вместо фрагментации и создания цепи конфликтующих между собой государств начали проступать очертания новой мировой державы. Кого устроило бы реальное ее возникновение? Вот почему в поразительном единстве слились как Буш с Горбачевым, так и арабские лидеры всех оттенков.
Возгласы о попранном суверенитете и морали немногого стоят. Когда в 1971 году шахская армия заняла арабские острова, когда в 1974 году турки оккупировали Северный Кипр, когда в конце 1970-х Ливия вторглась в Чад, когда Сирия оккупировала большую часть Ливана, никто на Западе не рвал на себе рубаху. А уж Израилю и вовсе сходит с рук аннексия арабских земель: никто и не думал заикаться о санкциях. Да и самому Саддаму, по сути дела, было позволено вторгнуться на иранскую территорию, и никто при этом не оглашал мир криками о тоталитарном диктаторе. Ибо во всех предыдущих примерах речь не шла о резком усилении того или иного государства до уровня региональной сверхдержавы.
Ирак, поглотивший Кувейт, стал бы настолько самостоятельным и важным участником любых возможных политических конфигураций на Ближнем Востоке, что были бы сломаны десятилетиями отработанные сценарии взаимоотношений больших и малых держав в регионе. Возможная утрата стабильности, вдруг ставшая реальностью, сплотила всех и вся — королей и президентов, генеральных секретарей и шейхов…
Сергей Плеханов
Мухабарат, или Береженого Аллах бережет
Повесть о неизвестной ГБ
Один из самых фешенебельных районов Багдада — Аль-Джа-Дерия — застроен двух- и трехэтажными виллами. Осененные пальмами особняки кажутся необитаемыми. Да и улицы словно вымерли — изредка прошуршат шины лимузина, и опять воцаряется благородная тишина. Хорошо, наверное, думается в этой умиротворяющей атмосфере, все располагает к писанию мемуаров. А то, что известно обитателям многих здешних домов, без всякого сомнения могло бы стать материалом для сенсационных воспоминаний. Вся мировая пресса была бы к услугам таких мемуаристов. Но если кто-то и пишет об увиденном и пережитом, то знает об этом только он сам. Не пришло еще время для откровенности — пожалуй, даже преданному слуге, тихими стопами входящему с кофейником на подносе, незачем знать, о чем повествуют строки изящной арабской вязи, бегущие из-под золотого пера справа налево…
С такими мыслями утром 10 июня 1995 года я подъезжал к вилле Саадуна Шакера, загадочного человека, о котором так много писали и который так редко разверзал уста для бесед с пишущей братией.
