«Обожаю это чувство, когда входишь в комнату и все на тебя обращают внимание, — позднее признался он в интервью Эндрю Коллинзу для журнала «Select». — Это было отлично. Чистое тщеславие, сплошной эпатаж. Когда я пошел в художественный колледж, впервые в жизни я оказался среди людей, которые вели себя так же, как я: они эффектно одевались и даже в автобус садились эффектно».
Том понял, что Эксетерский университет располагает всем, что ему нравится, и всем, что он ненавидит. Он не выносил ленивое самодовольство, столь свойственное многим ученикам частных школ, однако курсы по искусству предоставили ему огромную свободу. На первых порах даже слишком много свободы. Ему разрешили заниматься чем угодно, но в течение большей части первого года он ничем не отличился. Альбомы для набросков постепенно заполнялись стихами и рисунками для обложек возможных будущих альбомов. Тогда Том был сильно увлечен творчеством Фрэнсиса Бэкона и изредка все же брал в руки кисть, создавая в итоге крупные, почти патологические картины с густыми мазками черного и красного. Однажды он пошутил, что лучшим образцом его живописи за весь первый курс был портрет «человека с вывороченными наружу мозгами».
В течение первого года Йорк жил при колледже и вращался в кругу людей, которые чувствовали, что не подходят для доминирующего в Эксетере аристократического сообщества «Слоуни». Группа вскоре отказалась от названия Git а вместо него придумала новое, ничуть не лучше: HeadLess Chickens («Безголовые цыплята»); тем не менее они обеспечили себе более или менее активную общественную жизнь. В течение первого года, помимо Тома, Шэка и Мартина, группа включала двух талантливых скрипачей: Джона Маттиаса и Лору Форрест-Хэй. Все они считали себя независимой художественной элитой. Хотя Том никогда не принимал Headless Chickens всерьез, он был доволен тем, что группа дает ему шанс занять определенное положение в Эксетере, а также приобрести новых друзей.
«Он был несколько неуклюжий, как будто чувствовал везде свою неуместность, так что, когда люди были приветливы к нему, он высоко ценил это, — рассказывает Мартин. — Я ни на мгновение не думал, что беру его под свое крыло, но сам факт, что на второй или третий день пребывания в университете нашелся кто-то, знавший его и пригласивший поиграть в группе, кое-что означал. Полагаю, он ценил это. Я везде таскал его с собой, говорил ему, где что находится, и он был благодарен».
