— Ада туан-ку?
Слова эти означали: который из вас мой господин? Обращение это считалось знаком вежливости и позволяло надеяться, что враждебных намерений даяки не имеют.
— Я — вождь этих людей, — с грехом пополам подбирая слова, по-малайски ответил Сюркуф. — Что вас привело сюда?
— Мы хотим встретить тебя, — последовал ответ.
— Откуда вы узнали, что мы идем?
— Те трое, что ты послал, сказали нам об этом.
— Где они?
— Их теперь только двое, и они у нас под караулом.
— Почему только двое?
— Они убили нашего человека. Они пришли к нам, чтобы потребовать обратно миссионера. Я — вождь. Они хотели вернуть мне золото, но я потребовал у них ружье со свинцом и порохом. Они не соглашались, а, увидев миссионера, попытались убежать вместе с ним. Мы воспротивились. Тогда один из них вытащил нож и убил им сына моего брата. Брата с нами не было. Поэтому я схватил свое копье и ткнул им этого человека в руку. Он умер, потому что копье я макал в яд тапу-упас[47]. Потом мы связали двух остальных. Они лежат в моей хижине. Ты можешь их увидеть.
Слова даякского вождя звучали правдиво. Посланцы Сюркуфа действовали неосторожно.
— А что вы требуете за миссионера теперь? — спросил Сюркуф.
— То, что я сказал. Я никогда не менял своего слова. Но за убитого ты должен нам заплатить.
— За него уже заплачено, ведь ты лишил жизни его убийцу. Однако я не возражаю, назначай цену.
— Это сделает его отец, сидящий у тела сына в моей хижине. Ты должен пойти с нами.
— Обещаешь мне полную безопасность?
— Да. Ты будешь гостем.
После недолгого пути вверх по течению реки европейцев повели на поляну, где под деревьями приютились незатейливые жилища даяков. В большой хижине, принадлежащей вождю, собрался совет самых почтенных людей племени. Явился и брат вождя, с головы до ног обвешанный всяческими знаками траура. За все время переговоров он не вымолвил ни слова.
Первым делом Сюркуф пожелал увидеть миссионера и обоих посланцев. Вождь не возражал.
Священника доставили, и капитан сразу узнал в нем брата Мартина. Тот остановился у входа, удивленно озираясь и не веря, что видит здесь европейцев, появление которых, как он надеялся, могло предвещать счастливые перемены в его судьбе. Бросив взгляд на капитана, он мгновенно понял, что перед ним кто-то знакомый. Но кто? Тщетно напрягал он память.
— Меня зовут Сюркуф, — подсказал капитан.
— Робер Сюркуф! Теперь я узнал вас! Борода, ореховый загар — и все равно это вы. Дайте же мне обнять вас!
