— Ой, Веч! Как здорово! Зайдем?
Молодец. Зла абсолютно не помнит. Особенно — своего.
— М-м-м… Пожалуй, нет. Несолидное заведение! — строго произнес я.
Вышли на Мойку. Зажмурились. По зеркальной воде плыли тонкие льдинки. На одной стояла пестрая уточка. Проплывая мимо нас, почесала лапкой в затылке. Мы подошли к Красному мосту, ставшему от времени Розовым. Уточка вплыла в тень моста. Исчезла под ним.
Подъем был скользкий, покрытый льдом.
— Веч! Ну пусти меня. Я не могу на цепи. Я обещаю, Веч!
— …Ну иди.
Мы поцеловались. Она — радостно, я — со вздохом. Перейдя реку, она остановилась, задумавшись. Ну что? Дубленка диктует иной маршрут?
Уточка выплыла из-под моста.
Толстой хмуро меня встретил. Что я натворил! Видела бы Настя! Сколько она старалась! А я? Все зря? За что боролись мы долгими зимними вечерами? Бюст за уши взял, приподнял слегка. Опустил в отчаянии: шкалик, с жидкостью чуть на донышке, стоит в нем! Вздохнув, взял Толстого, на мой рабочий стол перенес. Пусть тут нам в душу глядит.
Вдруг батя порадовал, выглянув из комнаты:
— Тебе мужик один звонил. Боб. В рабстве, что ль, у него?
Ключ зашаркал в замке — я весь превратился в большое ухо. Вкрадчиво заскрипела дверь… легкие шаги. Спешит к Толстому припасть? Я тихо захихикал. Оттуда тоже донесся неуверенный смешок.
Потом — робко открыла мою дверь. Толстого увидела.
— …Умный, ч-черт! — восхищенно прошептала.
Надеюсь, это относится частично и ко мне?
Вошла решительно:
— Ну ладно, Веч! Давай по-честному.
— Ну давай.
— Я же обещала. Вот, — торжественно вытащила из кошелки бутылку. — Пиво. Одно. Можно, Веч?
Я поднял бюст:
— Став сюды.
— Вы, Нонна, красавица и чудовище в одном лице.
— Я все сделаю, Веч!
— Что ты сделаешь?
— Все!
Глядели друг на друга.
— Ты… хотя бы под моим столом вымела. А то — упали очки за стол… и вот — даже не разбились, такая пыль!
— …Но это же хорошо, Веч?
— Ну что ты наделала?
— Что?!
— Что это?
— Это? Котлеты!
— Это мурло какое-то! Все разваливается!
Слезами блеснув, метнулась с кухни. Счастье-то строй!
— Стой! — за руку ее ухватил. — Давай… будем с тобой считать… что это макароны по-флотски. С фаршем.
В слезах ее усмешка блеснула:
— Но без макарон!
— Точно! — я сказал. Засмеялись.
— Только вот, — снова помрачнела, — как твой отец к этому отнесется?
— Ничего! Бывают макароны по-флотски не только без макарон… но даже без флота!
Засмеялись. На сколько еще хватит слов?
Вечером квартира озарилась снова — но отраженным солнцем от стекол напротив.
