Она вызывает гримершу и начинает кричать на нее:
— Хотите стать корифеем в своем деле? Не возражайте мне. Если хотите, то немедленно озаботьтесь тем, чтобы впредь я выглядела так же, как Мышка…
Я во время этой сцены с чистой совестью ем пироги, которые мне дала с собой мама.
— Что это ты ешь? — строго экзаменует меня Адель.
Я объясняю, что это русские пирожки с капустой, которые мы сами печем дома.
— Скажи-ка, пожалуйста, своей маме, чтобы она пекла и для меня, ведь я так люблю все русское. — Она поднимает очи гор?е и погружается в мечтательные воспоминания: — Если бы ты знала, кто в те времена всё бросал к моим ногам, когда я гастролировала с «Дамой с камелиями», — великие князья, а однажды уж одним-то из них я полакомилась. Я бы и царя не пощадила, думаю, да жаль… жаль, он уже был болен. А вообще — мужчины! Все они трусы, моя дорогая Мышка, все… ну, скажем так: почти все. Я понимаю, почему ты не выходишь снова замуж. А ты знаешь, что Артур Шницлер был моей большой любовью?..
Я замялась.
— Так знаешь или нет? — спрашивает Адель с легкой грозой в голосе.
— Не знаю, — послушно и искренне отвечаю я.
— Ну, — торжествует она, — это была моя великая любовь! Но не спрашивай, чего мне стоило покорить его. Сначала, как это приличествует даме, я ждала его любовных признаний. Я предоставила ему для этого достаточно возможностей: в театре, после театра, но он постоянно избегал оставаться тет-а-тет. Тут я узнаю, что он любит устрицы. Приглашаю его к себе домой, велю подать из ресторана несколько дюжин устриц и много шампанского. Мы наслаждаемся, Мышка, наслаждаемся — устрицами и шампанским… А я флиртую с ним на грани приличий. Часы в гостиной бьют, бьют снова и снова. И что затем происходит, как ты думаешь?
— Полагаю, что господин Шницлер…
— Та-та-та, господин Шницлер, — перебивает меня задетая Адель и неприязненно продолжает: — Артур хватается за новую бутылку шампанского, но тут я перенимаю инициативу. «Сначала марш в постель!» — командую я. И ты не поверишь, Мышка…
Морщинистое лицо Адели разглаживается:
— Это помогло…
Не могу сказать, насколько она привирает или говорит чистую правду, рассказывая свои истории, — об этом, пожалуй, никто не знает, кроме нее самой.
В другой раз она просит меня отвезти ее на прием в министерство пропаганды. У нее нет машины. Обычно она ездит с сестрой на такси, но сестру не пригласили, а Адель одна никуда не ходит из принципа, стало быть, я должна сопровождать ее.
