Я вручила декану записку от медсестры - он разрешил мне уйти. Изображать ничего не пришлось. Лицо и так хранило на себе отпечаток боли. Коридоры университета пустовали: занятия еще идут, а мне как раз не нужна компания. Срывать на ком-то накопившуюся злость и усталость… Пожалуй, не поймут правильно. После уроков племянник графа отправится на тренировку, предоставляя мне отсрочку от нравоучений. Разломает тренажер, будет излишне жесток с партнерами, получит выговор от тренеров… А вечером заберется ко мне в спальню и потребует отчета. Не велика беда. Зато не помешает мне выразить соболезнования семьям погибших подруг. Отличный предлог для решения маленькой проблемы. Крошечной, но изобличающей нашу с Францем ложь: София отдавала должное обыкновенной женской моде - вела дневник. Однажды она мне его показала, краснея и жутко стесняясь. Вместо имен и названий только первые буквы, но ищейкам такой незамысловатый код на один зуб.
Нанятый кэб остановился возле дома родителей Софии, на воротах висели традиционные траурные знаки: черный флаг и выкрашенный черным же венок из еловых лап. Обидно… Никогда больше дорожка не ощутит легкой пуступи детской ножки моей подруги. Не услышат статуи возле входа в дом ее звонкого смеха. Баронессы Стаффской больше нет. Нет и никогда не будет. Никогда… Это слова точка. Конец пути. Тупик без выхода. Последняя остановка регулярного дилижанса, но она не хотела останавливаться. Ее заставили это сделать.
Дверь мне открыла мама Софии. Пожилая сухонькая женщина с высокой прической, заплаканными глаза, сжимающая носовой платочек в руке, покрытой крупными выступающими из-под кожи венами.
- Здравствуй, Алесса, проходи в дом, - она отсупила на шаг, давай мне войти внутрь, в темный холл: все окна в доме закрытыми плотными ночными шторами. Горе принято лишь обозначать, а не открыто демонстрировать.
- Здравствуйте, леди Мариша, - я оставила трость в корзине для зонтиков. - Как вы себя чувствуете? - положенные вопросы, положенные ответы, предугаданное предложение чая. Она не говорит о важном, что грязной занозой воткнулось в ее сердце и ноет. Еще не время. Томительное ожидание под тикание часов…
Мы выпили несколько чашек чая, прежде чем коснулись смерти, незванно посетившей уютный домик. Женщина поплакала, вспоминая детские годы дочери. Посмотрели наброски углем и карандашом: моя подруга хорошо рисовала. Несколько лет назад с удовольствием брала уроки у моей матери. Один из моих портретов, который я все выпрашивала у Софии, а она не отдавала, ее мать подарила мне. На память. На очень долгую память. Ведь я буду жить, а она… На ее трупе мокрицы спляшут щетинистый вальс. И так будет со всеми, ко забывает об осторожности. Идет наперекор инстинктам и интуиции.
