– На всякий случай, Джимми. Здесь кругом много воды, а как иначе местность обследовать?
– А что, она в воде?
– Мы не знаем, где она, Джимми. Вот и все.
Джимми на секунду отвел глаза. Голова у него работала не слишком хорошо, мозги ворочались с трудом, тяжелые, вязкие. Ему надо в парк. Пройти по пешеходной дорожке, и чтобы навстречу ему вышла Кейти. Он не мог ни о чем думать. Ему просто надо было в парк.
– Ты хочешь скандала? – спросил Джимми. – Хочешь засадить меня и всех Сэвиджей за решетку за то, что мы ищем нашу девочку?
И еще говоря это, он понимал, что угроза его – лишь проявление слабости, и он ненавидел Шона за то, что и тот это понимает.
Шон покачал головой:
– Я вовсе этого не хочу. Поверь мне. Но если другого выхода не будет, я это сделаю. – Шон открыл блокнот. – Послушай, скажи мне только, с кем она была прошлой ночью, где была, и я...
Джимми уже отошел на несколько шагов от Шона, когда громко и пронзительно заверещал передатчик. Джимми обернулся на этот звук, а Шон, поднеся к губам микрофон, сказал:
– Валяйте!
– Мы тут кое-что обнаружили.
– Повторите.
Джимми шагнул к Шону, услышав в голосе на другом конце провода сдерживаемое волнение.
– Я говорю, что мы обнаружили тут кое-что. Сержант Пауэрс просит вас прибыть. Немедленно.
– Где вы находитесь?
– Возле бывшего кинотеатра для автомобилистов. Картинка не из приятных.
Селеста смотрела двенадцатичасовые новости по маленькому телевизору, стоявшему у них на кухонной полке. Одновременно она гладила, сама себе напоминая домохозяйку пятидесятых годов, занятую исключительно домом и детьми, в то время как муж отправляется на работу с металлической коробочкой с завтраком, а вернувшись, требует рюмочку горячительного и чтобы обед был на столе. Но на самом деле у них все было не так. Дейв при всех его недостатках с хозяйством ей помогал. Он и пыль вытирал, и посуду мыл, в то время как Селеста предпочитала стирку, сортировку, раскладывание белья и глажку: ей нравился запах свежести и чистоты, и как разглаживается материя, как исчезают складки.
Гладила она материнским утюгом, сохранившимся в доме еще с шестидесятых годов. Он был тяжелый, как кирпич, нещадно шипел, ни с того ни с сего вдруг выпуская облачка пара, но его было не сравнить с новомодными утюгами, которые Селеста покупала в последующие годы, сооблазняясь ценами на распродажах или рекламой всяческих усовершенствований. Материнский утюг делал стрелки ровными и острыми, такими, что хоть батон о них режь, а Замятины ликвидировал с одного взмаха, в то время как новым утюгом надо было проводить по ним раз десять, чтобы разгладить.
